Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии. Марк Розовский

тренер вам говорю: Саша Кубарев – мозг и нерв команды. У него сильный бросок от синей линии – вон, даже ихняя желтая пресса и то в нашем деле понимает!

      ШАРОВСКИЙ. А я что, возражаю, чтобы он выступал? Я не возражаю, чтобы он выступал. Я сам спортсмен. У меня шестое место было в Москве… по пинг-понгу. Среди мальчиков. Но я настаиваю… Даже не я, а Кувшинников и Яковенко… Пойми, Николай Михайлович, Москва настаивает, чтобы Кубарев снял этот свой крест, и немедленно!

      ГУРЬЯНОВ. Между прочим, это его личное дело.

      ШАРОВСКИЙ. Он что – верующий?

      ГУРЬЯНОВ (лукаво). Да! Представьте себе, да! Верующий! А мы должны уважать чувства верующих!

      ШАРОВСКИЙ. Верующий хоккеист – такого не бывает!

      ГУРЬЯНОВ. А вот случилось вдруг такое… и что? Что теперь делать?

      ЖЕНЕЧКА. То-то сегодня утречком, когда прогулка по городу была, Кубарев мне: «Зайдем?» – говорит… и этак за рукав тянет. Куда, я сам сразу не понял. Домик такой аккуратненький, чистенький. Зашли – оказалось, церковь. Католическая, правда. Но церковь.

      ШАРОВСКИЙ (в потрясении). Ну, и… как он там себя вел?

      ЖЕНЕЧКА. Обыкновенно. Как себя в церкви ведут? Постоял, свечку зажег и отвалил.

      ШАРОВСКИЙ. Ну, все… Спасибо, что сообщил. Ну, все.

      ГУРЬЯНОВ. Что все?

      ШАРОВСКИЙ. Кубарев больше не выездной. И ты, Женечка, боюсь, тоже будешь вместе с ним!

      ЖЕНЕЧКА. Но почему я? Почему я?

      ШАРОВСКИЙ. Все, я ушел. Звонить в Москву.

      ГУРЬЯНОВ. Погоди! Сейчас вместе еще раз с Кубаревым поговорим! (Выйдя к бортику.) Кубарев! Сюда!

      Снова влетает в раздевалку хоккеист Кубарев, снова в коньках по ковру.

      КУБАРЕВ. Ну, чего?

      ШАРОВСКИЙ. Присядьте.

      Кубарев стоит, тяжело дыша.

      ГУРЬЯНОВ. Присядь, Саша. Сказано, присядь – значит, присядь.

      Кубарев падает в кресло.

      ШАРОВСКИЙ. Послушайте, Кубарев, зря вы так тут упорствуете… Хотите, чтобы я вас к чертовой матери… то есть в Москву отправил? Я это сделаю! Ни на что не посмотрю, отправлю сегодня же, сейчас же!

      ГУРЬЯНОВ. Матч отыграешь, Саша, и сегодня же, вечерним рейсом…

      ШАРОВСКИЙ. Подожди, Николай Михайлович, сейчас я с ним разговариваю!

      ГУРЬЯНОВ. Да нет, нет… Я просто ему ситуацию объясняю!

      ШАРОВСКИЙ. Неправильно объясняешь. Я ему сейчас все объясню. И он поймет. Он у меня все поймет!

      КУБАРЕВ. Ну что, что еще?

      ШАРОВСКИЙ. Матч он не отыграет. Потому что сегодня же будет отчислен из команды и отправлен в Москву. Сегодня, вот сейчас мы проведем общее собрание команды, обсудим твое поведение в коллективе, и по-комсомольски…

      КУБАРЕВ. Я не комсомолец…

      Пауза. Шаровский вопросительно смотрит сначала на Женечку, потом на Гурьянова, потом опять на Женечку.

      ЖЕНЕЧКА. Да, да, Анатолий Борисович. Мы Кубарева должны по приезде в Москву как раз принять в комсомол.

      ШАРОВСКИЙ. Почему?

      ЖЕНЕЧКА. По итогам нашей поездки. Так запланировано. Так по плану у нас.

      ШАРОВСКИЙ.