Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии. Марк Розовский

как раз самолет и… Ну, все до одного погибли.

      ЖЕНЕЧКА. А Бобров?

      ГУРЬЯНОВ. А Боброву повезло. Он, говорят, с тем же Васькой Сталиным нализался и к самолету опоздал.

      ЖЕНЕЧКА. Вот судьба! Слушай, а с ним-то что?

      ГУРЬЯНОВ. С Васькой? Допивать пошел. Нет, ну перед папашкой пришлось, конечно, отчитаться. Извини, говорит, папаша, накладочка вышла! Ну, тот выслушал и говорит: «Ты, Василий, из всего случившегося должен сделать один вывод: кадры нужно беречь в любую погоду. Потому как кадры решают все». Понял? А ты говоришь, Фурманов! Тьфу, Фурманов! (Плюет на пол.) А Шаровский тем более! Тьфу, Шаровский! (Плюет еще раз.) Птичка-невеличка!

      ЖЕНЕЧКА. Птичка-то птичка, а такую коровью лепешку на голову обрушил!

      ШАРОВСКИЙ (подходя). Ну зачем же коровью? Я все-таки человек, Женечка!

      ЖЕНЕЧКА. Здравствуйте, Анатолий Борисович!

      ШАРОВСКИЙ. Молодцы, ох, молодцы! Как это вы умеете все с ног на голову поставить! Но по возвращении на родину (указывает на флаг, висящий в углу, видит, что флаг американский, спохватывается и показывает на другой угол, где висит флаг СССР) в своем отчете я должен буду указать, что старший тренер Николай Михайлович Гурьянов вел антисоветские разговоры, а врач-психолог команды Евгений Ларкин эти разговоры не только не пресек, но и поддерживал.

      ЖЕНЕЧКА. Чего пресек, кого пресек? Не понимаю.

      ШАРОВСКИЙ. Его ты не пресек!

      ГУРЬЯНОВ. Меня не пресек.

      ЖЕНЕЧКА. Но я же спрашивал!

      ШАРОВСКИЙ. И тем самым не пресекал, а поддерживал!

      ГУРЬЯНОВ. Ты вопросы задавал?

      ЖЕНЕЧКА. Задавал!

      ГУРЬЯНОВ. Правильно, то есть ты меня провоцировал!

      ШАРОВСКИЙ. Ну, хватит! Антисоветские разговоры можно слушать и не пресекать, а можно сразу брать и…

      ЖЕНЕЧКА. Стучать!

      ШАРОВСКИЙ. Ну, не надо. Зачем же так! Писать! Писать, куда следует. А ты не сделал ни того ни другого.

      ЖЕНЕЧКА. И вот что я вам скажу, Анатолий Борисович, в одном я прав: я слушал, а вы – нет.

      ШАРОВСКИЙ. Ну, я тоже случайно… послушал.

      ЖЕНЕЧКА. Но ни перед кем, ни перед вами я отчитываться не собираюсь. И эта ваша заграница мне не нужна. В гробу я вас видал. В белых тапочках.

      ШАРОВСКИЙ. Где он меня видал?

      ЖЕНЕЧКА. В гробу!

      ШАРОВСКИЙ. В чем это я там?

      ГУРЬЯНОВ. В чем, Жень?

      ЖЕНЕЧКА. В белых тапочках с синей каемочкой. Ваш динамовский…

      ШАРОВСКИЙ. Вот, вот так вы все и перекурочили! Вы во всем белом. А я в полном де… динамовском обличье. Молодцы, молодцы мужики! Ну, Ларкин, мы об этом с тобой в другом месте поговорим. (Подсаживается к Гурьянову.) Так, ну, вернемся к нашим баранам… ой, то есть к хоккеистам. Звонил в Москву Кувшинникову. Напоролся на Фагеева. Разговаривал с Яковенко. Они в курсе всех наших дел.

      ГУРЬЯНОВ. Ну и что Кувшинников с Яковенко?

      ШАРОВСКИЙ. Как что? Втык мне делали.

      ГУРЬЯНОВ. За Кубарева?

      ШАРОВСКИЙ.