.

– это игра. Понял?

      ЖЕНЕЧКА. Понял.

      ГУРЬЯНОВ. Вот так. А в игру что надо делать?

      ЖЕНЕЧКА. Играть… Так, Михалыч, все же и играют?

      ГУРЬЯНОВ. Все… Все, да не все!

      ЖЕНЕЧКА. Стоп! Застряли. (Тоже подходит к двери, смотрит на игроков.) Кого конкретно ты имеешь в виду?

      ГУРЬЯНОВ. А то ты не знаешь, кого я имею в виду!

      ЖЕНЕЧКА. Знаю, Михалыч, знаю.

      ГУРЬЯНОВ. Вот так-то.

      ЖЕНЕЧКА. Знаю, сам виноват. Сам себе второго тренера выбирал. Сам говорил: «Сегодня наука и большой спорт смыкаются». Сомкнулись. Второй тренер – кандидат наук!

      ЖЕНЕЧКА. Эх, придется тебе расхлебывать с ним…

      ГУРЬЯНОВ. Да кто же знал, что он интриговать-то будет? Я думал: молодой, здоровый…

      ЖЕНЕЧКА. Вот посмотришь, он приедет в Москву, защитит кандидатскую и…

      ГУРЬЯНОВ. Что и? Ну, что и? На мое место, что ли, метит?

      ЖЕНЕЧКА. Самый первый кандидат, чего там… Эх, Михалыч, сам ты себе с ним яму вырыл.

      ГУРЬЯНОВ. Погоди, погоди. Рано говорить еще.

      ЖЕНЕЧКА. Да сколько раз я тебе говорил! Они с Шаровским каждый день по углам шушукаются.

      ГУРЬЯНОВ. Ну и что?

      ЖЕНЕЧКА. Да Шаровский же во всем за него!

      ГУРЬЯНОВ. И что?

      ЖЕНЕЧКА. А в Москве, в Комитете, между прочим, у Шаровского все свои люди.

      ГУРЬЯНОВ. Знаешь, что я тебе скажу? У меня в Комитете тоже не все чужие. Правда, только в Спорткомитете. (Смеется.)

      ЖЕНЕЧКА. Михалыч, знаешь, кто ты? Ты последний романтик хоккея!

      ГУРЬЯНОВ. Жень, запомни накрепко: я первый, и всегда был первым.

      ЖЕНЕЧКА. Компромисс – первый и последний. Идет?

      ГУРЬЯНОВ. Идет!

      Входит Шаровский.

      ШАРОВСКИЙ. Здорово, здорово. А где этот?

      ГУРЬЯНОВ. Кубарик, что ли? В коробке, где ж ему быть?

      ШАРОВСКИЙ (подходит к двери на лед). Вот, вот что делает, сволота! Слушай, он у тебя что, верующий?

      ГУРЬЯНОВ. Не понял.

      ШАРОВСКИЙ. Вот и я не понял. И я не понял. А Кувшинников из Москвы по телефону так и спросил: «Он у тебя что, верующий?». А я ему: «А с чего вы взяли?» А он говорит: «А что у него тогда на шее висит?» Оказывается, Кубарева на последнем матче раз шесть крупняком по телеку показывали, а у него на шее маленький такой золотой крестик висит!

      ГУРЬЯНОВ. Ну, висит, висит. Ну и что?

      ШАРОВСКИЙ. Ты что, не соображаешь? Советский спортсмен, и вдруг с крестом, а?

      ГУРЬЯНОВ. А-а.

      ШАРОВСКИЙ. Это… это же подлянка! Это же натуральная политическая провокация! (В ужасе ощупывает карманы.) Так. Загранпаспорт… Декларация…

      ГУРЬЯНОВ. Суточные!

      ШАРОВСКИЙ. Суточные…

      Все смеются.

      Наши операторы бы в жизни такого не сделали. А эти, конечно, – реклама! А на хрена нам с вами такая реклама?

      ГУРЬЯНОВ. Ну, а что делать-то будем, Борисыч?

      ШАРОВСКИЙ. А?

      ГУРЬЯНОВ. Делать что будем?

      ШАРОВСКИЙ. Как что? Ничего. С Кубарева снять крест – и все