На краю одиночества. Карина Демина

ласково сказала мама, и от голоса ее, от тона в глазах закипели слезы. – Не стоит… все, чему суждено, случилось… мне уже не больно. Больше не больно.

      – Не больно, – отозвалась темнота хором голосов.

      А в камень лениво втягивались последние нити.

      – Не думай… позволь себе быть свободным. – Полупрозрачная ладонь коснулась головы Глеба, и с ней пришло понимание, что та, другая жизнь, она ненастоящая.

      Что в ней? Скорбь? Боль? Тоска по тем, кто ушел?

      А здесь они рядом. Если захотеть, то они останутся с Глебом. Они заберут все, что мешает его душе. Они утешат. Они высосут его досуха, до смерти.

      И надо бы скинуть эту руку, которая уже почти обрела плоть. Поднять камень. Встать.

      – Не надо, Глебушка, не уходи, не бросай нас, не сейчас… позволь хотя бы обнять себя, позволь поцеловать… в последний раз…

      – Закрывай, – одно это слово стоило остатка сил. Глеб только и сумел, что дотянуться до камня, как мир содрогнулся. Взлетели клубы пыли, закружился пепел. Дышать стало невозможно, а скорбница дотянулась-таки, впилась в губы поцелуем, спеша высосать остатки жизни.

      И почти успела.

* * *

      В себя Глеб пришел снаружи. Дом стоял.

      Все еще стоял, правда, теперь он казался выцветшим, серым, будто все же сумел выглянуть с изнанки. Глеб закрыл глаза. Остаточные эффекты будут держаться долго.

      Но главное, ему было почти хорошо. Было бы хорошо, если бы он вовсе способен был что-то чувствовать. А так… небо низкое. Звезды опять же. Глеб попытался их сосчитать – раньше счет неплохо помогал, – но сбился. И не разозлился. И повернулся на бок. Уж лучше смотреть на пыльный дом и суету.

      Полиция. Люди.

      Люди и полиция. Людей больше, и от них тянет злостью, которая расплывается алыми пятнами. На искры похоже. Если пятен станет много, вспыхнет костер. Это плохо? Или нет? В равновесии, в котором Глеб пребывал сейчас, было сложно думать.

      – Вставай, – его дернули за руку, и тот же хнычущий голос повторил: – Вставай. Вставай же…

      Еще полиция. Много.

      И встать надо бы, потому как не дело валяться на грязной земле. Да и мальчишка явно напуган.

      Арвис.

      Имя всплыло из памяти, не принеся и тени эмоций. Изрядно же его выпили. Еще немного – и сожрали бы подчистую. И вновь же очевидная эта мысль не вызвала ничего.

      – Жив? – между Глебом и домом возникла тень. – Засранец ты, вот кто… почему не вышел раньше?

      – Надо было. Снять. Печать.

      Говорить получалось плохо, потому что занемевший язык с трудом ворочался. И слова получались неправильными, причем Глеб определенно не способен был понять, в чем именно их неправильность.

      – Снять… вот еще немного – и был бы у меня дохлый некромант. Очень удобно, к слову, получилось бы… я твое тельце городским властям, они бы мне медальку.

      – Хрен тебе.

      – Это да… хрен мне, а не медалька. – Земляной протянул руку: – Встать можешь?

      – Кто…

      – Я тебя вытащил.

      – Голова болит.

      – Тащил не за ноги, так что это от собственной дурости.

      Ноги,