На краю одиночества. Карина Демина

листу и велел:

      – Выходи.

      Арвис угрем выскользнул из колючих плетей. Был он гол и растрепан.

      – Одежда где?

      – Там. Спрятал.

      – Как ты?

      – Голова. Болит. Иногда. Слов много. Тяжело, – он ткнул пальцем в висок. – Пройдет?

      – Пройдет.

      Арвис уселся прямо на траву и почесал плечо. Кожа его в темноте казалась серой, а шрамы выделялись розовыми полосками.

      – Не беспокоят?

      Он покачал головой. И сказал:

      – Ветер говорит. Плохо. Будет плохо. Кровь. Здесь. Близко. Я не уметь. Слов много. Я вести. Кровь. И ветер… плакать. Ветер не любить, когда кровь.

      – Так… погоди… идти далеко?

      Арвис покачал головой и, ткнув пальцем куда-то в темноту, сказал:

      – Там.

* * *

      Земляной понял с полуслова.

      – Погоди. – Он откинул крышку, вытащив существо, более всего похожее на крупную крысу, правда, покрытую чешуей.

      Пара револьверов. Трость, в которой скрывался клинок. И пара чистых камней. На всякий случай.

      Арвис приплясывал от нетерпения.

      – А одежда где? – поинтересовался Земляной, принюхиваясь.

      Пахло цветами. Травой. Землей.

      А мальчишка сорвался на бег. Он был быстр и ловок, и ограду, что самое поганое, перемахнул, будто бы и не было ни стены колючего кустарника, ни металлических прутьев, ни завесы заклятий.

      – Вот же ж… талант на нашу голову. – Земляной последовал за мальчишкой, правда, пришлось зацепиться тростью за крюк, но преграду и он преодолел легко.

      – Ворота есть, – проворчал Глеб, оказавшись по ту сторону.

      Улица.

      Точно такая же, как прежде. Те же камни, тот же лунный свет на них. Тяжелые столбы фонарей, которые почти погасли, ибо время все же позднее и нехорошо беспокоить людей.

      Запахи.

      Прежние, разве что добавились другие – пыли и города. Но крови Глеб не чуял. А Арвис, опустившись на четвереньки, летел по улице.

      Уродливая фигура, в которой ничего-то человеческого не осталось. Человек не способен так вывернуть тело, да и бежать ему удобнее на двоих, а не вот так, расставив колени, подобрав стопы под изогнутую, изломанную спину.

      Пришлось догонять.

      – Вот же… – Земляной выругался.

      Ему приходилось стараться, чтобы не отстать. Арвис свернул в переулок.

      И в еще один. Другой. Третий. Залаяли и стихли собаки, чтобы спустя минуту разразиться скорбным воем. Завизжала лошадь, загрохотала подковами по камням.

      Вонь.

      И улочки становятся уже. А дома – грязнее. Они жмутся один к другому тесно, переплетаясь веревками, на которых сохнет грязноватое даже после стирки белье. То тут, то там из домов вырастают балкончики, сооруженные наспех из досок и всякого хлама. Некоторые срастаются с соседними, порой перекрывая и без того тесную улицу.

      Здесь уже не пахнет розами. Откуда им взяться?

      Камень. Дерево. Гниль. Кучи мусора. Арвис остановился у одной, прислушиваясь к чему-то.

      – Чуешь? – Земляной