Снегурка. Новая Сказка. Два. Павел Грюнмайер

за поцелуем,

      всё считает без конца.

      Вот уж – девять…

      Вот уж – десять…

      вспухли губы молодца

      и невесты, само знамо,

      не болванки чугуна.

      … а посол, как дирижёр,

      подхватив сей дикий ор,

      свёртком, что внесла с собою,

      машет Ваньке: «Матадор!»

      … ну Иван, понятно дело,

      не бревно для колуна –

      в губки алые целуй-ка

      двух красавиц без конца –

      голова вдруг побежала

      каруселью и жених

      от любви переизбытка

      рухнул на пол и затих…

      Вот момент удачи хрупкой –

      Шок, разбей судьбу скорлупкой.

      Ленты прочь с подарка, вскрыть

      козырей шпионских прыть.

      Что там в свёртке у Верноо́?

      Дудка что ли?.. Для чего?..

      Дудку в рот Калии́н взяла

      и на свадьбу навела.

      Навела и задудела

      разудалый рок-н-рол,

      свадьба дёрнулась от кубков,

      без желанья бросить стол,

      но у дудки злая сила,

      тянет силой от стола –

      каблуки уж сами бьются,

      ручки крутит в кренделя.

      И невесты, гляньте, люди,

      им бы Сокола спасать,

      а они, схватив друг друга,

      в пляс пустились… танцевать.

      А за ними и вся свадьба,

      будто как сошла с ума,

      вокруг дудки закружилась…

      вокруг дудки и посла.

      А Иван? Иван без силы,

      в свод рисованный глядит,

      распластался, дышит криво –

      как на казнь к кресту прибит.

      Пляшет свадьба и невесты.

      Пляшут стервы… Не греши,

      глянь обоим девам в очи –

      там испуг и крик души.

      Вот так дудка – злая сила,

      закружила, задурила

      свадьбу в дурью карусель…

      Да-а, Калии́н – тебе не Лель…

      Да и Ванька не Мизгирь,

      хоть и жертва женских гирь,

      стыд его похуже гложет

      не Мизги́рев, но похожий –

      тот к Снегурочке ушёл,

      а Иван чего нашёл?

      Плюс к Снегурочке своей?..

      Динамит – корчёвщик пней.

      Ишь, фитиль то, как шипит,

      сыплет искрами, чадит –

      стыд терзает душу в теле.

      Эй, Душа, ну в самом деле,

      тело грешное покинь,

      воспари и с тем – аминь…

      Хоть и Ванька не Мизгирь,

      но от этих женских гирь,

      как из мрачного подвала,

      от позорного провала,

      убежал бы он в леса,

      да хоть, на место Мизгиря,

      к той Снегурочке, к другой,

      что ледышкой ледяной,

      и застылою тоской

      по лесам тогда бродила,

      без любви, как смерть ходила,

      красотою бередила

      берендеев и тогда,

      льдинкой хладной им дана

      в наказание была.

      Да-а… Островский Николай

      знал – и там у них не рай…

      Накуражившись над свадьбой,

      дудку кинув в декольте,

      Калии́н