Планета кошек. Бернар Вербер

чувствую, как у Пифагора, большого мудрого Пифагора, дрожит мелким бесом каждая шерстинка. Он не открывает глаз и на всякий случай зажимает себе лапами веки.

      Небоскребы все ближе, лязг ролика все громче, все страшнее.

      Сюда, Нью-Йорк! Сюда, Америка! Ко мне!

      Я все больше убеждаюсь, что нас затягивает слишком высоко. В Париже я таких высоких домов не видела.

      Если я упаду с такой высоты, то мне несдобровать, даже если получится мягко приземлиться на все четыре лапы.

      Лично я, в отличие от Пифагора, не страдаю страхом высоты, но он, бедняга, дрожит все сильнее.

      Луна освещает Нью-Йорк.

      Сверху этот город выглядит еще более странным. Здания и вправду гигантские, зловеще мерцающие стеклянными гранями.

      Беда в том, что ветер все сильнее раскачивает кресло. Тащащий нас вперед и вверх трос вдруг замирает, и мы повисаем над бездной.

      Нас сотрясают порывы ветра. Пифагор сходит с ума от ужаса.

      Удивительное дело: такой культурный, такой умный – и при этом такой отъявленный трус.

      Натали тоже вскрикивает, ей тоже неспокойно висеть вот так, в пустоте.

      Анжело цепляется за меня, я – за Натали, она – за пластмассовое сиденье. За меня, кроме сыночка, цепляется Пифагор: так впивается когтями мне в шерсть, что вот-вот доберется до кожи.

      – Спокойно, Анжело, сейчас поедем дальше.

      Мы по-прежнему висим без движения, Натали уже голос сорвала, крича в небеса:

      – Эй, там, наверху, вы меня слышите?

      В ответ глухое молчание. Оборачиваясь, мы уже не видим «Последнюю надежду», которую, наверное, берут на абордаж крысы.

      Внезапный порыв ветра едва не переворачивает наше кресло. Натали теряет равновесие и сползает с сиденья. На счастье, она инстинктивно хватается за его край правой рукой. Та еще картина: кресло висит на тросе, Натали – на сиденье кресла, я вцепилась передними лапами в ее одежду, Анжело держится за мою правую заднюю лапу, Пифагор – за левую.

      Надежность всей конфигурации крайне сомнительна.

      – Я держусь из последних сил, – предупреждает меня Пифагор, глядя вниз.

      – Хватай меня за хвост.

      Мы перегруппируемся, получается косичка.

      Анжело возится, но в результате возни меняет свое положение на более удобное – для него.

      Следующий порыв ветра едва не переворачивает наши качели вверх дном.

      Нас поглощает непроницаемое сырое облако, что, возможно, даже к лучшему, потому что мы больше не видим ничего вокруг нас.

      Чувствую, мне в кожу вонзаются сыновьи коготки.

      Два кота, висящие на моих конечностях, – тяжелый груз; нужна быстрая перемена к лучшему, иначе я разожму хватку, и вся наша хвостатая троица ухнет в пустоту.

      Я совсем несильно напрягаю правую лапу, за которую держится Анжело, и так же, самую малость, ослабляю левую – последнюю надежду Пифагора.

      Пифагор вдруг перестает за меня держаться и с душераздирающим мяуканьем летит вниз.

      ПИФАГОР!

      Упал! Мой рассудок не в состоянии смириться с этой мыслью.

      Нет, этого не может