Одуванчики среднего запада. Юрий Вер

плюс заработок в автомастерской подняли Лёню с Милой до уровня среднего класса. Неофициально, конечно. Афишировать дополнительный доход – что яму себе рыть.

      Счастье длилось недолго. Леня пошёл вынести мусор, а заодно и перекурить, между первым и вторым этажом упал с сердечным приступом. Кипа слетела с головы Лёньчика, а с ней отлетела и православная душа Леонида Ивановича Голубкова. Потеря любимого мужа обернулась для Милы ужасным открытием, что в Америке люди тоже умирают.

      После смерти мужа прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ» перешло к Миле, прослеживалась в этом некая кармическая закономерность трёх «М» – Мила Михайловна Маневич.

      В общем, на прозвище Мила не обижалась: «Рассудить здраво – в Америке кругом одни сокращения, и на вопрос – как тебя зовут? – часто можно услышать: Ди, Ти, Кей, Джей. Чем «ЭМ-ЭМ-МЭЙ» хуже? Почти что Эминей». «Эминем» – поправлял Дениска: «Баба, это рэпер классный, послушай!». Послушала – уши чуть не отвалились: одно «F». «Ну как? Понравилось?» – «Очень!» – и пошла песочить сына, что за музыку непотребную внук слушает. «Мам, ты не понимаешь! Все дети сейчас это слушают. Здесь их «F» – это не то, что наши «хэ» или «пэ». Это так, ненастоящее. В этом «фэ» ни силы, ни гармонии. Пустой звук. Не переживай. Вон, Дэнис на «отлично» полугодие закончил». «Денис! Какой Дэнис?! – Де-нис!», – не выдержала Мила. Всё в ней клокотало и протестовало против англоязычной версии имени.

      Так что «ЭМ-ЭМ-ЭМ» не проблема. Дэнис – проблема.

      За двадцать лет иммиграции Мила так и не слетала посмотреть на «шаланды полные кефали», на дворик, в котором выросла. Может, и правильно – многое в Одессе по-другому, и страна другая, и дворика того уж нет, и «сарая», в котором жили – нет. Комната в коммуналке: бежишь по коридору на кухню – тьфу! соль позабыла, бежишь обратно за солью; только прибежишь – тьфу! теперь поварёшку позабыла; и бегаешь туда-сюда – очень неудобно. Жили-то бедно, продукты в комнате держали; у кого холодильник на кухне, те замки вешали.

      Писала подруга, что снесли их сараюху, перестроили, магазинов понатыкали. Зачем ехать к тому, чего уж нет. «Да и без нас, евреев, Одесса – не Одесса», – подводила черту Мила.

      Полюбила новую страну.

      Землю эту готова целовать. Живу, как королева, дети мои здоровы – большой дом у них, на двух машинах ездят, внуки колледжи позаканчивали.

      «God Bless America!» – закатывала Мила глаза при каждом удобном и неудобном случае.

      Дети, внуки, родственники – седьмая вода на киселе, все здесь, кроме старшей дочери Ривочки, та в Израиле за ортодоксом – семеро детей. Бедная. Говорят, в Израиле всё дорого. Мила со своего пособия Ривочке деньги каждый месяц переводит. Зачем старухе деньги? Не спится, не жуётся, не серется – одни сплошные «не». Проснулась – уже хорошо.

      Не прочь была продемонстрировать знание английского, как зацепится языком с «аборигеном», не отцепить:

      – Как у вас дела?

      – Прекрасно, а у вас?

      – Прекрасно. Погода сегодня хорошая.

      – Да, хорошая погода. А вчера был дождь.

      – Да,