Улей. Семья Паскуаля Дуарте. Камило Хосе Села

поддержите же его, я не могу справиться один.

      Кто-то встает из-за столика. Донья Роса у стойки глядит на происшествие.

      – Есть из-за чего шум подымать…

      Падая под стол, поэт сильно стукнулся лбом.

      – Поведемте его в туалет, у него, верно, обморок.

      Пока дон Тринидад и еще три-четыре посетителя волокут поэта в уборную, чтобы он там пришел в себя, внучек жадно подбирает оставшиеся на столе крошки сдобной булочки.

      – Запах дезинфекции приведет его в чувство, это, конечно, обморок.

      Поэт сидит в уборной на унитазе и, опершись головой о стенку, блаженно улыбается. Сам того не сознавая, он счастлив в душе.

      Дон Тринидад возвращается к своему столику.

      – Прошло у него?

      – Да, прошло, это просто обморок.

* * *

      Сеньорита Эльвира возвращает продавцу две сигареты.

      – А вот еще одна для тебя.

      – Спасибо. Подвезло, а?

      – Ха! С таким везением…

      Падилья как-то обозвал одного кавалера сеньориты Эльвиры кобелем, и сеньорита Эльвира обиделась. С тех пор он держится более почтительно.

      Дона Леонсио Маэстре чуть не переехал трамвай.

      – Осел!

      – Сам ты осел, дурак несчастный! О чем задумался?

      Дон Леонсио Маэстре задумался об Эльвирите.

      «Миленькая, очень миленькая. О да! И на вид девушка не простая. Нет, она не шлюха. Сразу заметно! Да, любая жизнь – это целый роман. Видимо, девушка из хорошей семьи, поссорилась с родными. Теперь, наверно, служит в конторе, возможно, какой-то фирмы. Лицо у нее грустное, нежное; ей, видно, больше всего нужна ласка, чтобы ее баловали, чтобы весь день ею любовались».

      Сердце дона Леонсио Маэстре так и прыгает под сорочкой.

      «Завтра опять пойду туда. Да, да, обязательно. Если она будет в кафе, это хороший знак. А если нет… Если нет… Будем ее искать!»

      Дон Леонсио Маэстре поднял воротник пальто и легонько подскочил два раза.

      «Эльвира, сеньорита Эльвира. Приятное имя. Надеюсь, пачка «Тритона» доставила ей удовольствие. Как закурит, вспомнит обо мне… Завтра повторю ей свое имя. Леонсио, Леонсио, Леонсио. Она-то, наверное, придумает для меня что-нибудь понежней, уменьшительное от Леонсио. Лео. Онсио. Онсете… Выпью-ка стаканчик, что-то вдруг захотелось».

      Дон Леонсио Маэстре зашел в бар и выпил у стойки стакан вина. Рядом, сидя на табурете, ему улыбалась девушка. Дон Леонсио повернулся к ней спиной. Смотреть на эту улыбку было бы изменой, первой изменой его Эльвирите.

      «Нет, не Эльвирите – Эльвире. Простое, красивое имя».

      Девушка, сидевшая на табурете, все же обратилась к нему.

      – Дашь мне огоньку, ты, хмурик?

      Дон Леонсио чуть не с дрожью поднес ей зажигалку. Уплатил за вино и торопливо выбежал на улицу.

      «Эльвира… Эльвира…»

      Донья Роса, прежде чем отпустить шефа, спрашивает:

      – Ты музыкантам дал кофе?

      – Нет.

      – Так распорядись, они, кажется, устали. Бездельники никчемные!

      Музыканты на эстраде тянут последние такты