Улей. Семья Паскуаля Дуарте. Камило Хосе Села

сразу узнаешь среди прочих, как будто у них отметина на лбу.

      Хозяйка делает пол-оборота и направляется к стойке. Никелированная кофеварка «экспресс» выдает, булькая, одну за другой чашечки кофе, а касса, отсвечивающая от старости медью, то и дело щелкает.

      Несколько официантов с изможденными, бледными, унылыми физиономиями стоят в мешковатых, измятых фраках, оперев край подноса на мраморную доску, и ждут, пока шеф выдаст им заказанные блюда и медные и серебряные монетки сдачи.

      Шеф вешает телефонную трубку и начинает отпускать заказы.

      – Опять вы тут болтаете по телефону, как будто делать нечего?

      – Да видите ли, сеньорита, просят еще молока.

      – Еще молока? Сколько привезли сегодня утром?

      – Как всегда, сеньорита, шестьдесят.

      – И этого не хватает?

      – Да, кажется, будет мало.

      – Но послушай, милый мой, здесь же не ясли! Сколько ты затребовал?

      – Еще двадцать.

      – Не слишком ли много?

      – Не думаю.

      – Что значит «не думаю»? Хорошенькое дело! А если останется, что тогда?

      – Нет, не останется. Ручаюсь.

      – Да, как всегда, «ручаюсь, ручаюсь», это для вас очень удобно. А если останется?

      – Да нет, вот увидите, не останется. Взгляните, зал битком набит.

      – Ну да, зал битком набит, битком набит. Говорить проще всего. А почему набит? Потому что у меня подают по-честному, сколько положено, а не то я бы всех вас разогнала! Лодыри этакие!

      Официанты, потупив глаза, стараются проскользнуть незаметно.

      – А ну-ка поглядим, что у вас там! Это почему на подносах так много кофе без сладкого? Разве люди не знают, что у нас есть булочки, и бисквиты, и кексы? Ну конечно, не знают! Ведь вам трудно рот раскрыть! Хотите, чтобы я по миру пошла, на улице каштанами торговала? Хоть лопните, не бывать этому! Уж я-то знаю, на какую ногу вы хромаете. Хороши субчики! А ну-ка, поживей шевелите ногами да молитесь всем святым, чтобы я еще больше не рассердилась.

      Официантам ее речи – как шум дождя, они молча отходят с подносами от стойки. Ни один не взглянет на донью Росу. Ни один даже не думает о ней.

      Посетитель, из тех, что, как я уже говорил, сидят, облокотясь на столик и подперев рукою бледный лоб – взгляд у них унылый, горестный, выражение лица озабоченное и как бы испуганное, – беседует с официантом. Он силится кротко улыбаться, он похож на беспризорного ребенка, который зашел попросить стакан воды в дом при дороге.

      Официант отрицательно качает головой и подзывает вышибалу.

      Луис, вышибала, идет от него к хозяйке.

      – Сеньорита, Пепе говорит, что сеньор не желает платить.

      – Пусть делает с ним что хочет, да только чтобы деньги мне были. Это его дело. Скажи, если не вытянет денег, я вычту из его жалованья, и дело с концом. До чего мы докатились!

      Хозяйка поправляет пенсне и приглядывается.

      – Это который?

      – Да вон он сидит, очки в металлической оправе.

      – Вот это тип! Очень мило! Да еще с каким видом! Слушай,