Сиреневый туман. Людмила Андреевна Евсюкова

ко мне в кабинет!

      Полицай побелел и стал переминаться с ноги на ногу:

      – Так не может она. После… дознания с пристрастием… в отключке.

      – Я вам покажу отключку! Как только придет в себя, хоть на руках сюда тащите! Взяли привычку невинных людей пытать с пристрастием! – Он рвал и метал, забыв, что все действия в полиции происходили после его указаний. Или думал, Настя не понимала этого, верила каждому сказанному слову.

      Дежурный зашептал что-то начальнику на ухо. Тот завелся снова:

      – Ошибка вышла! Отменить! – Открыл снова папку с Жениным делом. Вырвал из него последний лист, прочитал, смял и выбросил в корзину с мусором.

      – Да, Анастасия Яковлевна! Вовремя ты ко мне пришла. Ей уже вынесли расстрельный приговор. И сейчас ждали только, когда придет в сознание, чтобы отвезти в Ворошиловск для его приведения в действие.

      – Ты вот мне скажи, Настен, откуда узнала, что сестру арестовали?

      – Так у Жени есть малышка приемная. Она и рассказала, что за мамой пришли дядьки с оружием, бабка отнимала у нее ключ от хаты, била и кричала, что теперь никто им с Пашкой не помешает жить в этой хате. И выталкивала девочку на улицу, когда я пришла. Вот и отправилась сразу же к тебе за помощью.

      – Ты говоришь, к сестре твоей бабка никогда не ходила, а в заявлении написано, что Пшеничная, то есть свекровь, пришла к невестке в гости, а та избила ее. И что живет она в хате одна, и никого к себе не пускает.

      – Феня, дорогой, ты знаком с хуторскими не хуже меня. Спроси любого. За несколько месяцев до начала войны Женя с мужем взяли на воспитание девочку. Жили тогда на квартире.

      Мужа забрали на фронт. Ни одного письма. Платить за жилье нечем. Вот и стали сестра с дочкой понемногу строить хату из палок, соломы и глины. За два года сгондобили себе крышу над головой. И пошла зависть…

      – М-да! Бывают женщины в русских селеньях… А куда же делась хата Пшеничной? Что-то же было у нее?

      – Так та развалилась давно. Бабка сама предложила ее много лет назад Книгинскому колхозу, получив взамен три воза соломы. Никому эта солома не была нужна много лет, гнила себе, разбросанная по полю, пока Женя не собрала ее со всего участка и не использовала на крышу. И причем же тут хата, если ихнего в ней полусгнившая солома? От нее за год-два уже ничего толком не останется, если лежит без навеса. Сам ведь знаешь

      – А чего ж они бросили ее под открытым небом на несколько лет?

      – Так они ж из богатых были, в колхоз отказались идти. Их семью сослали на Урал. Муж Женин, ихний сын, дважды сбегал оттуда, последний раз удачно, выучился здесь и просился в колхоз, его не принимали из-за родословной. А он всегда твердил:

      – Я сам себе хозяин и за родителей не отвечаю.

      Прошло немало времени, когда его, наконец, взяли в колхоз “ Красный пахарь» механиком, где он ремонтировал технику. Оттуда и ушел на фронт. Когда вернулась с Урала мать, сестра Пашка уехала в Грузию. Родила там дочку. И перед войной вернулась в Михайловское, стала