Понтификум. Пепел и грех. Николай Могилевич

притихли. Не притих только колючий северный ветер, что притуплял боль лежавшего в снегу Дориуса. Однако притупить боль Лика буран не мог. Слишком жестокой была та бойня. Слишком многих он потерял в тот день, а лица выживших навсегда отпечатались в его памяти неизгладимым клеймом. Человек в маске снял ногу с руки ветерана и поднял чёрный камень с земли. Развернулся к солдатам. Кто-то бросился помогать Дориусу, кто-то отвернулся.

      – Ох, не вовремя ты раскрыл свою пасть, солдатик. Будет тут всем теперь толковая наука. Не видел сам – нечего байки травить.

      – Так почему тогда никто не говорит про тебя, герой?! Почему только и слышно, как Стальной Лик вогнал кому-то нож под ребро, или напился вдрызг, вместо того чтобы на передовой быть? Вместо того чтобы святые воины головы свои не складывали? – какой-то юный воин вышел вперёд и плюнул под ноги убийце.

      – Потому что про убийц не бывает красивых слов, – Лик развернулся и направился прочь от костра, провожаемый злобными взглядами.

      Сегодняшней ночью у него стало на несколько врагов больше, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что случится, если он не сможет избавиться от лорда Тираля.

                                                    ***

      Лик поболтал ещё с несколькими дозорными по пути к шатру Тираля. Теперь вопросов к нему не возникнет. Каждый вечер перед отходом ко сну он ходил по лагерю, травил байки, заводил новых знакомых, ссорился со старыми и веселился, насколько позволяла непростая жизнь убийцы на побегушках у лорда. Однако Лик был рад, что теперь ему платят за устранение людей, а не грехов, которые скрываются в утробе огромной горы, чей окутанный дымом пик даже сейчас был виден сквозь плотную завесу снега. Ярость, вспыхнувшая при разговоре с Дориусом, почти иссякла. Теперь убийце нужна была холодная голова.

      Шатёр Тираля отлично охранялся. «Проклятье, солдатик, как же обидно, что не один ты верен этому мерзавцу. Слишком много лизоблюдов на подходах. Придётся извернуться. Главное – успеть в срок» – мысли крутились в голове убийцы подобно снегу, когда он завернул за нагромождение ящиков и бочек с припасами. Между солдатскими палатками было темно, а голоса дозорных, обходящих лагерь, едва улавливались. Идеальный момент для Лика, чтобы осуществить задуманное.

      Запустив руку в сумку на плече, убийца извлёк оттуда шитую золотом и серебром робу. Нити сплетались в раздвоенные символы Скорбящего. Тяжело вздохнув, Лик надел робу эклессии, натянул чёрную и белую перчатки и добавил к ним тяжёлый золотой кулон, который изображал добродетель. Цепочка из крошечных рубинов тянулась от её закрытых глаз до подбородка. Нескончаемые кровавые слёзы, которые та проливала, оплакивая каждого грешника. Коснувшись холодной стали маски, Лик зашептал:

      – Сей лик – твоя темница, госпожа. Лишаясь его, освобождаю тебя. Дозволь воссоединиться с тобой вновь.

      Едва убийца снял маску, узкое лицо его преобразилось: глаза сменили цвет