Понтификум. Пепел и грех. Николай Могилевич

Мужчина усмехнулся и протянул руку, усеянную медными кольцами.

      – Уж не думал, не гадал, что буду разговаривать с Валеадом Клеймящим, – донёсся из-под капюшона хриплый голос. – Сколько вёсен минуло с той встречи в Левантии? Около семи, точно. Спасибо, Скорбящий, – незнакомец кивнул в пустоту.

      – Я был другим, Соркас. Знак эклессии наверняка не доставляет тебе неудобств. Небось, хвастаешься перед распутницами тем, что смог сбежать от силентиара. Или рассказываешь святым сёстрам о том, что сам клеймил себя, дабы предстать перед очами Мортоса, – Валеад нахмурился, но руку пожал. Аристея нервно поглаживала золотистые пряди. Ей не нравился этот человек.

      «Если бы он не знал доминуса, он мог бы его предать, но если он знаком с ним лично и не с лучшей стороны, предаст охотнее» – мрачные мысли коварно закрадывались в разум. Она оглядывалась по сторонам, ожидая засады, но чернильные тени не хотели раскрывать своих секретов.

      – Да уж, тогда второй глаз был ещё при тебе, и высматривал ты нечестивцев хорошенько. Но вот Минария Обращённая говорит мне, что встреча у нас назначена не для того, чтобы вспоминать старые деньки, – Соркас вновь кивнул чему-то незримому и откинул капюшон: исполосованное шрамами лицо никак не походило на лик доброго паломника.

      – Сдаётся мне, в братство Праведных Страданий допускают только самых красивых, – Валеад усмехнулся. Соркас же сплюнул в кружку и прошипел:

      – Да уж не просто так братство силентиаров получило своё название, дорогой Валеад. В мире вообще просто так мало что случается. Даже своё прозвище ты заработал не просто так. Левантийская чернь поминает тебя словом до сих пор. Жаль, что не добрым, – хохотнул Соркас. Валеад же на мгновение отвёл взгляд, будто слова информатора устыдили его. – Впрочем, я в этой вонючей дыре не за тем, чтобы измываться над тобой, хотя, признаюсь, сделал бы это с удовольствием.

      – Несомненно, Святоша.

      – Но дела первее развлекаловок. Повезло тебе, Валеад, что Тос Винум, когда живёхонек ещё был, отсыпал мне достаточно ведисов, чтобы я помогал ему, а теперь, получается, и тебе. Пташка, что у тебя под бочком, попала в переплёт и лучше бы ей на юга лететь, – Соркас повернулся к Аристее и мерзко улыбнулся, обнажая почерневшие зубы. Девушка лишь опустила глаза. – Не первую весну я слежу за эклессиарами, но, чтобы за какой-то девчонкой отправляли Безупречного – такое на моей памяти в первый раз. Ты что натворила, кроха? – девушка молчала. Соркас закатил глаза и обратился к Валеаду:

      – Так что, да простят меня собравшиеся здесь святые, ни хера я не соврал карлику, когда говорил, что сюда явится сын Скорбящего. Безупречному не нужен отдых, сон или еда. Он будет идти за вами до самого конца. На твоём месте я бы бросил девчонку. Пускай справляется сама.

      Аристея с надеждой посмотрела на учителя. Тот кивнул.

      – Я достаточно предательств повидал в Левантии, Святоша. А уж сколько раз меня предавали, я и не вспомню, –