Сокровенное сказание монголов. Великая Яса. Чингисхан

воспользоваться паникой врага и одолеть его в решающем сраженье».

      Додая чэрби речи мудрые пришлись владыке по душе, и отдан был приказ разжечь костры. И стали наши станом по всей долине Саарь хээр, и каждый из мужей разжег по пять костров.

      Разъезд найманский, взиравший на долину с вершины Ханхар ханы, был ночью крайне поражен: «Ведь говорили, что монголов мало. Костров же здесь, в долине, больше, чем на небе звезд!»

      И, в стан пригнав отбитую кобылу под плохоньким седлом, дозорные найманы доложили: «Монгольские войска заполонили всю долину; их силы, подобно бьющему из-под земли ключу, все прибывают. А ночью их костров пылает больше, чем на небе звезд».

      Выслушав донесение дозорных, Таян-хан, сидевший в местечке Хангайн Хачир ус, послал гонца к сыну Хучулуг-хану со словами:

      «Истощены монголов кони,

      Доносят нам. Но, судя по кострам,

      Которых больше, чем на небе звезд,

      Монголов тьма. И коли нам сейчас

      С монголами столкнуться б довелось,

      От них не отвязались бы мы разом…

      Монголу проколи щеку насквозь,

      А он, упорный, не моргнет и глазом.

      Ему хоть кровью б истекать пришлось —

      Он не отступит: не такого склада.

      Вступать в борьбу, надеясь на авось,

      Со стойкими монголами не надо[225].

      Но мы наверно знаем: кони у монголов отощали. И потому я предлагаю: мужей найманских переправить за Алтай; там наше войско укрепим. В монголах страсть наживы разжигая, собакою на поводке притащим их в пределы отчины родной. Поскольку лошади у нас упитаны вполне, они в походе брюхо подберут, и только. А вражеские клячи выбьются из сил, костей мешок от них останется, пожалуй. Тут и ударим мы врагу навстречу».

      Выслушав переданные ему слова отца, Хучулуг-хан рек раздраженно: «Труслив, как паршивая баба, отец мой, Таян-хан, и потому сейчас несет такое. Откуда вдруг привиделась ему монголов тьма? Ведь большинство их вслед за Жамухой прибились к нам».

      И, понося на все лады отца,

      Сын передал ему через гонца:

      «Так может рассуждать лишь Таян-хан,

      Чьей трусости нет меры и конца,

      Чей путь от юрты – к пастбищу телят

      И, без привычки, – сразу же назад,

      Брюхатой бабе за нуждой пойти —

      Видать, не знал он большего пути».

      Услышав, как его поносит сын, Таян-хан молвил:

      «В твоих насмешках, сын мой, Хучулуг,

      Надменности и похвальбы немало.

      А как дойдет до драки, свой испуг

      От глаз людских не скроешь ты, пожалуй.

      Надменный нрав показывай врагу,

      А я лишь повторить тебе могу:

      Ввязавшемуся в схватку забияке

      Уже не выйти без потерь из драки».

      Но Таян-хана правая рука, великий ноён Хори субэчи, на это возразил:

      «Нет, не доводилось отцу твоему никогда

      От равного силой врага удирать.

      Нет, хан Инанча билгэ не стерпел бы стыда

      В сраженье

225

Как сообщает автор «Сокровенного сказания монголов», реорганизованная многотысячная рать Чингисхана совершила более чем 300-километровый переход от реки Халхин-гол до восточных отрогов Хангайских гор, где протекает река Орхон. Людям и лошадям, очевидно, нужна была передышка. Да и численный перевес, как признавали сами монголы, был все же на стороне врага. По свидетельству автора «Сокровенного сказания монголов», один из сподвижников Чингисхана, Додай чэрби, посоветовал ему, как сбить с толку противника, обеспечив тем самым себе передышку и подготовку к решающему сражению. Уловка Чингисхану удалась: враг был дезориентирован, Таян-хан оказался в растерянности, запаниковал.