Паргоронские байки. Том 4. Александр Рудазов

И даже не в мудрости. Есть вещи за пределами бытия, которых так остро жаждал Марух, но он был так ослеплен душевной болью и перенесенными в юности страданиями, что просто не смог найти свой настоящий жребий.

      Ведь не зря же он назвал в числе прочего любовь.

      Интерлюдия

      – Не знал, что святой Машибухер – сын первого короля парифатских людей, – сказал Дегатти. – Хотя о нем ходит столько басен, что я не особенно и удивлен.

      – Слушай, а под великим героем ты кого имел в виду-то? – спросил Янгфанхофен, наливая Бельзедору вина. – Маруха или Машибухера?

      – Что за дурацкий вопрос? – моргнул Дегатти. – Марух-то уж точно не был героем.

      – Смотря с чьей точки зрения, – возразил Бельзедор.

      – Да с любой точки зрения.

      – Не с точки зрения титанов, – покачал головой Бельзедор. – Он до последнего следовал титановой правде.

      – Ах да, ты же тоже… ярыть, все еще не верится, что ты…

      – Я Темный Властелин, – перебил Бельзедор. – Остальное неважно.

      – И какой же у тебя… жребий?

      – Избавлять мир от назойливых пройдох вроде тебя, Дегатти. Неплохой жребий, а?

      – Полезный, – согласился Янгфанхофен. – Только ты уж верно ему следуй. А то разочаруешься, да и закончишь, как Марух.

      – Марух был нестоек в своем жребии, – сказал Бельзедор. – Тот был порожден не решением разума и не душевным порывом, а ненавистью и разочарованием. Не будь у Маруха такой могучей воли, он просто пополнил бы ряды озверевших титанов. Но у него это стало жребием – однако не слишком прочным. Он не мог просто отказаться от него, но мог покинуть этот мир – что и сделал.

      – А он правда мог уничтожить всю планету? – спросил Дегатти, с беспокойством глядя на Бельзедора.

      – Неизвестно, – пожал плечами тот. – Титанова сила плохо поддается измерению. Но уничтожить на планете всю жизнь он точно мог.

      – Все еще не верится, что такого великого, неуничтожимого титана убил простой смертный, – сказал Дегатти.

      – Простой смертный с адамантовым мечом, – напомнил Янгфанхофен. – Существуют, знаешь ли, средства, которые не признают бессмертных. Адамант, яд Ралеос или тот же ларитрин. Нам самим неприятно, что они существуют, но это по-своему справедливо. Иначе у вас, смертных, не было бы вообще никаких шансов.

      – Кстати, а что потом с тем мечом стало?

      – Да ты же знаешь. Он перебывал во множестве рук, переменил множество владельцев, спустя тысячи лет осел в сокровищнице Парифатских императоров, а оттуда его похитил Клюзерштатен… и убил мою сестру. Теперь большая часть – в его трости, а осколки стали дамскими стилетами.

      – Сколько вообще прошло лет между королем Одриахом и Парифатской империей?.. – задумался Дегатти. – Три тысячи с небольшим. Удивительно, как быстро люди распространились.

      – Это вы умеете, – согласился Янгфанхофен.

      – А еще удивительней, что мы когда-то прибыли на Парифат из-за Кромки. Мне казалось, что мы всегда там жили.

      – Большинство