Игра за линией поля. Джули Дейс

только боюсь, она не будет в восторге.

      – Супер, мам. Лучше некуда.

      – Ты опять ворчишь, Трэвис.

      – Нет, я отвечаю на вопрос.

      – С тобой абсолютно бесполезно спорить, – вздыхает она, наверняка потирая свободной рукой зону виска. Моя мать предсказуема до мелочей. – Я звоню не без повода.

      Я усмехаюсь.

      – А вот это уже интересно. Другое дело. Люблю деловой подход.

      – У Элиаса юбилей, мы получили приглашение.

      Я успеваю мысленно отрезать собственный язык, потому что ляпнуть вопрос, будет ли там Одри, было бы огромной глупостью. Конечно, черт побери, она там будет, это же её отец. Я деградирую. А что будет через десять лет? Какая станция? Деменция? Если так, то хотелось бы откинуться до того, как стукнет тридцать.

      – Ладно, что я должен сделать? Нарисовать открытку и зачитать стишок на стуле?

      – Если бы я не была твоей матерью и не привыкла к такому рода юмору, давно могла отвесить подзатыльник и сказать, что ты грубый невежа.

      – Но ты всё-таки создала меня, так что я, Аллилуйя, автоматически прощён.

      – Ты прилетишь или скажешь, что зависать с предками уже не твой уровень?

      – А ты быстро учишься, мам, – я смеюсь, качая головой. – Я прилечу, нельзя же давать вам предлог для радости.

      – Очень смешно, Трэвис.

      – На самом деле, не очень, но повод для улыбки есть.

      – Ты совершенно невыносим.

      – Получается, слабаки не способны меня выдержать, это радует.

      – Ладно, увидимся дома.

      – Ага.

      Я сбрасываю вызов, чтобы позлить её в добром контексте. Мама не любит разговор, в котором нет прощания. Дома меня будет ждать хорошая взбучка, что в действительности забавляет.

      Снова берусь за шпатель, боковым зрением замечая Максвелла. Он присаживается на капот, щёлкает по одному из членов и тихо смеётся, когда игрушка дёргается и покачивается. Я подавляю улыбку, сдирая очередной мужской причиндал с краской. Вместе с ними чувствую, как полосую ножом по сердцу и снимаю один из трёх слоёв. Я души не чаю в машине, и Одри знает об этом. Клянусь, лучше бы она побрила меня налысо ночью, это было бы своего рода милосердием с её стороны. Но Одри не знает сострадания, когда дело касается меня.

      – Не знаю, что ты сделал, чтобы она так разозлилась. Не думал выставить счёт за услуги в мастерской?

      Я поднимаю глаза и фыркаю.

      – Ты не думал меньше тренироваться, чтобы к мозгу успевала приливать кровь?

      Коди смеётся.

      – Спокойно, неженка, это проверка.

      – Я поцеловал её, – усмехаюсь ему и снова склоняюсь над очередным членом. Твою мать. Звучит как будто я прожжённая проститутка. – Прямо перед приходом мистера Совершенство.

      – Мистера Совершенство?

      Я весело жму плечом.

      – У него же должно быть какое-то имя.

      – Слишком мило даже для тебя.

      – Что поделать, я святой как Папа Римский.

      – Ты потерял этот статус, как только поддался