Ярость и рассвет. Рене Ахдие

мне кажется, что правитель, рассчитывающий завоевать верность подданных, – заявила Шахразада, продолжая смотреть вперед, – не должен казнить на рассвете их дочерей.

      – Кто сказал, что я рассчитываю завоевать верность подданных? – без всякого выражения отозвался халиф.

      – А я-то все это время считала вас умным человеком, – подражая тону собеседника произнесла Шахразада и повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

      Явно заметив тонкую издевку, халиф слегка улыбнулся и ответил тем же:

      – А я-то все это время считал, что ты не желаешь смерти.

      Шахразада недоуменно заморгала и решила рассмеяться.

      Звук ее голоса, мелодичный, как звон колокольчиков, разнесся по балкону, переливаясь через перила в темноту ночи и паря в воздухе.

      Халиф посмотрел на девушку с искрой удивления, которую тут же спрятал за маской хмурой отстраненности.

      – Вы очень странный, – прокомментировала Шахразада, перестав смеяться.

      – Так же, как и ты, Шахразада аль-Хайзуран.

      – По крайней мере, мне это известно.

      – Как и мне.

      – Но я не наказываю людей за свою странность.

      – Завидую людям, которые воспринимают мир подобным образом, – вздохнул халиф.

      – Вы намекаете, что я недалекая? – слова Шахразады источали раздражение.

      – Нет. Просто смотришь на мир так же, как живешь – без страха.

      – Это неправда. Меня пугает очень многое.

      – И что же? – спросил он, испытующе глядя на девушку.

      Как раз в этот момент, словно ночь ждала этих слов, порыв ветра пронесся по балкону и взметнул длинные черные волосы Шахразады. Густые пряди, точно живые, полетели ей в лицо, скрывая тонкие черты.

      – Я боюсь смерти, – сказала она, перекрикивая ветер.

      «И боюсь проиграть тебе», – добавила она про себя.

      Халиф, не отрывал взгляда от Шахразады, пока вихрь не утих, перестав играть с ее локонами, которые развевались вокруг лица.

      Когда последнее дуновение ветерка исчезло, на глаза ей упала все та же непослушная прядь, что и днем. Девушка уже потянулась к ней…

      Однако халиф перехватил руку и сам нежно заправил упрямый локон за ухо.

      Сердце снова затрепетало с удвоенной силой.

      – Ответь, с какой целью ты явилась? – тихий голос звучал почти умоляюще.

      «Чтобы победить», – подумала Шахразада, вслух же выдохнула:

      – Пообещайте, что не казните меня, и я скажу.

      – Не могу.

      – Значит, и обсуждать больше нечего.

* * *

      Как и в первую ночь, Шахразада сама удивлялась своему умению отстраняться от происходящего. И снова испытала благодарность, что халиф даже не пытался ее поцеловать.

      Благодарность, смешанную с недоумением.

      До этого Шахразада целовалась с Тариком – то были тайные объятия в тени сводчатых башенок. Недозволенность этих встреч всегда вызывала трепет. В любое время их мог застать слуга, или, еще хуже, Рахим мог обнаружить их… после чего бы принялся безжалостно подшучивать, что всегда и делал с тех пор, как возложил на себя