Рад Разум. Евгений Владимирович Кузнецов

сонных – как-то даже странно… так запросто говорить!..)

      Мир журналистский, как и всякий мир профессиональный, такой же коммуникативный, внутри самого себя, как, например, уголовный (кого «взяли») или чиновничий (кого «повысили»).

      Н-да. Вениамин.

      Он придёт…

      Я не спеша делаю уборку.

      Постоит, покурит у окна…

      Я не спеша листаю книгу.

      Посидит, поострит…

      И уйдёт.

      Я-то «сокращён» и недавно.

      А он – сам ото всюду увольнялся и постоянно.

      Веня да Веня – так его всегда и всюду все.

      Подойдёт ещё к моим книгам: этого он давно не читал… этого недавно перечитать собирался… но он, автор, ведь – вот такой… а этот – вот такой…

      И сам всё ждёт – как я с грустью чувствую – от меня какой-то критики: в адрес ли редакции, в адрес ли политики, в адрес ли хотя бы времени.

      Я не спеша – и оправданно: вместо ответа – предлагаю ему чаю.

      И он… не знает, хочет ли чаю…

      И крутит чашку в блюдце.

      А я – уже с возмущением чувствую, что он знает, что я о нём это всё знаю… что он и молчит, чтобы сделать именно моё молчание нетактичным…

      В одно мгновение – словно тяжёлая цепь – перебегает от него ко мне гремящий каскад его, всем известных, обстоятельств.

      Живёт с матерью… То есть – с одинокой матерью он, одинокий… Вроде бы был женат, воде бы развёлся… Мать уж на пенсии. Где теперь работает?.. И работает ли?.. Во всех-то местных газетах его знают… Пишет, конечно, мало, ленится… Чаще фотографирует… И всё винит свою устаревшую аппаратуру…Недавно приобрёл «супер»… На какие «шиши»?..

      Но я – всегда перемолчу.

      Иногда он срывается и начинает сплетничать.

      В первый раз, как меня сократили…

      (Ну, надоело об этом!..)

      В первый раз он было прямо вбежал ко мне – полный смеха, полный иронии, полный дружества!..

      Но мне тогда – внутренне-то, главное, освобождённому – его визит был как раз не кстати.

      А он, видно, решил, что я расстроен.

      Он – тактичный.

      В следующий раз он пришёл уже серьёзный.

      Посетовал на несправедливость на систему этих «сокращений».

      Потом на что-то рассмеялся!

      А я… даже и не понял, о чём он… так как в эту минуту вдруг подумал… что он живёт на пенсию матери…

      И при этом – мы смотрели друг на друга!..

      …Однажды мы с ним шли по улице – и оказалось, что возле его дома.

      Или он этак нарочно?..

      Его мать тут прогуливала собачку.

      Познакомились.

      Разговаривали – хорошо помню – как-то неспешно… как бы во сне…

      Она – деликатная.

      После это я о нём – стал себе так: он – какой-то навязчиво-тактичный… болезненно-тактичный…

      Лишь однажды он спросил меня – и весомо, напористо, дерзко:

      –– Куда думаешь-то?

      –– Устроюсь куда-нибудь.

      В другой раз стал хвалиться мимолётной половой связью…

      И был какой-то сосредоточенный…

      Ему,