Усердие князя Владимира. Андрей Прохоренко

на пернов скажутся. Семью сразу туда переведи. Так надёжнее будет. Но даже это тебя может не уберечь. Тут надо постоянно по сторонам смотреть и нить судьбы своей слушать и видеть. Меч вскоре может ее обрубить. Твоя смерть – смерть еще десятков таких, как ты. Этого не забывай.

      – Грустно слушать ваши слова. Чем мы прогневили Перуна и богов?

      – Ты видишь тучку, но не небо. Ты хочешь, чтобы за тебя вопросы решили те, кто этого сейчас, да и раньше, не могут сделать. Зачем тогда ты землицу топчешь, если на Перуна или на кого-то еще полагаешься? Кто ты, если ты не научен действовать здесь и сейчас сообразно ситуации? А не кажется ли тебе, что христиане, которых ты не переносишь, очень даже неплохо так усвоили главное правило: сказать можно, что угодно, но все решают сила и реальные действия. Гривны и куны – сила, равно как злато и серебро. Варяги куплены, многим заплачено за смерти. Ведь власть позволяет собирать дань, следовательно, силу, накапливая богатства. И не говори мне о Прави. Время Прави уже вышло. Среди богатых и зажиточных жителей Киева ее немногие соблюдают. Зачем Правь, когда она говорит, что богатый родич обязан поделиться с бедным? Кто из богатых хочет безвозмездно делиться или отдавать куны в общину или в ремесленные цеха, или на воев?

      – Родич всегда поможет родичу, как и правич всегда поможет правичу, – усмехаясь, высказался Сварий.

      – Так ты из которых? – не моргнув и глазом, спросил Кудес.

      – Я и правич, и родич.

      – Похвально, но то, что ты сказал – уже в нашем времени пережиток, – слегка усмехнулся Кудес. – Не все тебя поймут, перн.

      – Хочешь, чтобы я от Перуна отошел?

      – А зачем? Чтобы отходить, надо знать, куда потом идти. Ты повязан служением. Оно мешает тебе трезво и беспристрастно взглянуть на вещи. Все, что бы я ни говорил, ты отметешь. Так зачем мне хотеть?

      – А кому служишь ты? Руси?

      Ответ Кудеса слегка ошарашил Свария:

      – Я не служу Руси, не нанимался. Ты же хочешь бога у себя за пазухой иметь и по нему свою жизнь сверять. А зачем тебе кто-то посторонний? Что в тебе есть от Перуна? Кто он и кто ты? Ты задумывался над этим?

      – Чем-то ты мне миссионера-христианина напоминаешь, – ярясь, процедил сквозь зубы Сварий.

      – Боишься меня? Это не ты, а меня опасается то, что есть в тебе. Вот ты на меня, словно на врага, и смотришь. Вроде бы как я твою веру хочу куда-то забрать, лишив тебя ее. Только ты не хочешь посмотреть пристально в себя. Твоему взгляду может предстать нечто неприглядное и совсем не благочинное.

      – Волхв, ты предал наших кумиров, – глядя чуть мимо Кудеса, сделал вывод Сварий, но Кудеса его слова совсем не смутили.

      – Я свое слово до тебя донес. Теперь твое время пришло. Я тебе даже почти прямо сказал, что делать. Может, я и поторопился, но все-таки я предупредил тебя об опасности. Зри в корень, читай ходы противников. Ты яришься там, где надо быть тихим и дело свое делать. Не успокоишься – проиграешь. О себе не думаешь, о семье позаботься. После твоей смерти жена и дети быстро со свету сойдут. Не шучу, говорю, как зрю. Надо будет, я тебя найду. Долгий разговор