Первые. Миров А.Я.

до эйфории наблюдателей. Невозможно оторваться. Рты не закрывались, пальцы не отпускали экраны мобильных. Цветными нитями на мрачной канве вышивалась сказка. Та, что не позволяет верить в свою подлинность вопреки памяти. Голову каждого раскачивало изумление. Гортань всякой едва не скулила от застрявшего меж извилин восторга. Людям очень мало надо для счастья. Гораздо больше требуется, чтобы растянуть пробник до полного размера.

      В стороне от завороженной компании стояли Первые. Дамир обнимал жену за талию, подбородок опустил на её плечо. Его никогда не смущала их разница в росте. На вопросы о том, каково это – быть с высокой девушкой, отвечал, что ему смертельно быть без неё.

      – Как ты? – прошептал на ухо, губами коснулся мочки.

      – Лучше, – Ева потëрла виски.

      – Хочешь, поедем домой?

      – Нет. Уже не кружится. Я просто не выспалась.

      – Извини. Не могу обещать, что такого больше не повторится.

      – Да ну? – она притворно удивилась.

      – Очень боюсь, что тогда появится тот, кто возьмёт эту роль на себя.

      – Я не дам… эту роль никому…

      Поцелуй оборвал диалог. Новая порция света упала в небо с особенным грохотом. В отместку за то, что эти двое в его присутствии посмели дарить внимание друг другу.

      – Знаешь, – он провёл языком по верхней губе, точно моментом ранее касался десерта, улыбнулся, – даже моя фантазия не даёт мне вообразить тебя с другим.

      – Вообще не получается?

      – Никак.

      – Помнишь, когда я не умела плавать, ты смеялся над истерикой моего тела в воде?

      – Злишься?

      – Вспоминаю.

      – Мораль?

      – Если что-то не получается – учись.

      – Или не жалуйся?

      – Я бы советовала в любом случае учиться.

      – Представлять тебя с другим? Ммм… Нет. Не моё. Всегда другим оказываюсь я.

      – Потому что ты однолюб?

      – Снова нет. Потому что я встретил ту, которая забрала всю мою любовь.

      – Оу! Обожаю, когда в тебе просыпается писатель не только над ноутбуком.

      – Я, – Дамир улыбался и продолжал, словно его не перебили, – теперь больше никого не смогу любить. Никогда.

      – Нечем?

      – Любить – нечем.

      – Но у тебя же фантазия. Ты можешь вообразить.

      – Воображать, родная, это моя работа. А работать без любви получается только у конченных мучеников. Ты же в курсе, что я не фанат страданий?

      – Любишь по любви? – засмеялась.

      – Люблю, – губами дотронулся до её губ.

      Поцелуй торжествовал вопреки пиротехническим раскатам. Небо уяснило, что вполне может гореть до тла, этим до него нет дела, поэтому рвоту фейерверков посвятило исключительно преданным каждым и предающим всяким.

      Наверное, странно объясняться в чувствах, когда ваши отношения равны числу из категории «страшно сказать». Ведь стоит произнести его вслух, и без тени, павшей на внешнюю юность, уже никак не обойдётся. Но Первые были вот