Королева Бедлама. Роберт Маккаммон

белой ночной сорочке, с огромными выпученными глазами за стеклами очков.

      – Все прочь! – предостерег он толпу. – Живо, все назад!

      Уже собираясь отойти вместе с остальными, Мэтью увидел, как от толпы отделилась нога какого-то шатающегося гуляки и наступила прямо на голову убитого, а следом и сам гуляка рухнул прямо на труп.

      – А ну прочь! – заорал Мэтью. Щеки его горели от ярости. – Все назад! Быстро! Цирк тут устроили!

      Зазвонил колокольчик – решительный и ровный металлический звон насквозь пронзил хаос. Мэтью увидел, что кто-то движется сквозь толпу, раздвигая людские волны. От звона колокольчика люди немного приходили в себя и расступались. Наконец возник главный констебль Лиллехорн с небольшим медным колокольчиком в одной руке и фонарем в другой. Он упорно звонил, покуда оглушительный гвалт не превратился в тихое бормотание.

      – Отойдите! – скомандовал он. – Все назад, не то будете ночевать за решеткой!

      – Да мы просто хотели глянуть, кого убили! – возмутилась какая-то женщина из толпы, и остальные ее поддержали.

      – В таком случае предлагаю самым любопытным отнести труп в покойницкую. Что, желающих нет?

      Тут уж, конечно, все накрепко закрыли рты. Покойницкая помещалась в подвале городской ратуши; то были владения Эштона Маккаггерса, куда простые смертные старались без нужды не соваться (когда нужда все-таки возникала, им было уже все равно).

      – Расходимся, расходимся! Займитесь своими делами! – вещал Лиллехорн. – Хватит валять дурака! – Он взглянул на труп, а потом – прямо на Мэтью. Увидев его окровавленную рубашку, он вытаращил глаза. – Ты что же натворил, Корбетт?!.

      – Ничего! Филип Кови нашел тело, побежал, наткнулся на меня и… вот, перепачкал мне сорочку кровью.

      – Может, труп тоже он ограбил – или все-таки ты сам потрудился?

      Мэтью осознал, что до сих пор держит в руках часы и кошелек.

      – Нет, сэр. Эти вещи мне вручил преподобный Уэйд.

      – Преподобный Уэйд? Где же он?

      – Да вот… – Мэтью принялся взглядом искать в толпе священника и врача, но они как сквозь землю провалились. – Только что был здесь. И еще доктор…

      – Хватит болтать. Кто это?.. – Лиллехорн посветил фонарем на убитого. Надо отдать ему должное – выражение лица у него при этом осталось совершенно невозмутимым.

      – Не знаю, сэр, но…

      Мэтью большим пальцем приоткрыл часы, однако вопреки его ожиданиям монограммы внутри не оказалось. Стрелки замерли на семнадцати минутах одиннадцатого – в это время у них либо закончился завод либо механизм повредился от удара тела о землю. В любом случае часы были дорогие и говорили о состоятельности хозяина. Мэтью повернулся к Ефрему:

      – Твой отец здесь?

      – Да, вон он. Отец! – кликнул Ефрем, и старший Аулз, тоже в круглых очках и совершенно седой, каковым вскоре мог стать и его сын, вышел из толпы.

      – Что это вы раскомандовались, Корбетт? – возмутился Лиллехорн. – Для вас у меня тоже