Королева Бедлама. Роберт Маккаммон

при этом наземь. Лицо у него было белое как простыня, а темно-рыжие волосы торчали во все стороны.

      – Кто это?

      – А вы кто?..

      Тут свет фонарей – уличного и того, что Мэтью держал в руке, – осветил лицо юноши. Оказалось, это Филип Кови, тоже из приютских.

      – Филип, это я, Мэтью Корбетт! Что стряслось?

      – Мэтью! Мэтью! Там… человека убили! По-порезали всего!

      Кови так в него вцепился, что они оба чуть не шлепнулись в грязь, а Мэтью потом едва не свалился от запаха перегара. Глаза у Кови были налиты кровью, под ними лежали темные круги; судя по всему, от увиденного у бедняги хлынуло из носа: по губам и подбородку тянулись поблескивающие на свету нити слизи.

      – Там труп, Мэтью! По-помилуй боже, весь изрезанный!

      Кови, некрупный юноша на три года младше Мэтью, был так пьян, что еле стоял на ногах – пришлось схватить его за талию. Однако он все равно трясся и шатался, а потом начал рыдать, и колени у него подогнулись.

      – Господи! Господи, я ж чуть на него не наступил!

      – На кого? Кто там, Филип?

      Кови смотрел на него невидящими глазами, слезы струились по щекам, рот кривился.

      – Не-не знаю… – заплетающимся языком ответил он. – Порезали его всего! Вон там лежит!

      – Там? Это где?

      – Вон там. – Кови махнул в конец Смит-стрит, и тут Мэтью увидел свежую кровь на обеих его руках, а заодно красные пятна и отвратительные черные сгустки на собственной белой сорочке.

      – Господи! – вскричал Мэтью, отшатываясь.

      Ноги у Кови подогнулись, и он упал на мостовую, давясь и что-то бормоча. Почти сразу его начало выворачивать наизнанку.

      – Что такое? Что за шум?

      Со стороны «Рыси да галопа» к ним приближались два фонаря. Через несколько секунд Мэтью различил силуэты четырех человек.

      – Сюда! – заорал Мэтью и тут же сообразил, как глупо и бессмысленно это прозвучало, люди ведь и так сюда шли. Для ясности он решил добавить: – Я здесь! – что было уж совсем ни к чему, ибо в тот же миг свет фонарей упал на него, последовали охи, ахи и полная сумятица: от вида окровавленной рубашки Мэтью прибывшие начали врезаться друг в друга, точно быки, которых охаживали палками.

      – Мэтью? Да ты весь в крови! – Феликс Садбери посветил фонарем на Кови. – Это его рук дело?..

      – Нет-нет, сэр, он…

      – Констебль! Констебль! – заголосил стоявший за спиной Садбери человек. Его пронзительным голосом впору было вышибать двери и оконные ставни.

      Мэтью отвернулся и, торопясь скрыться от этого надсадного вопля, поспешил мимо Филипа Кови по Смит-стрит. Он поднял фонарь повыше и ждал, что вот-вот наткнется на израненного бедолагу, однако на земле никого не было. В окнах начали зажигаться свечи, из домов выходили люди. Исступленно лаяли собаки. Где-то слева заревел осел – вероятно, в ответ на крик джентльмена с луженой глоткой, который приставил ладони ко рту и заорал: «Консте-е-ебль!» – крик сей, несомненно, переполошил даже огненнокрылых обитателей Марса.

      Мэтью