Не мой Ромео. Ильза Мэдден-Миллз

грузовой состав. Вот хрень! Опять кошмар. Я медленно растираю левое плечо, на нем у меня глубокий шрам, со вздохом сажусь на кровати, стискиваю ладонями виски. Глубокий вдох, медленный выдох. Я закрываю глаза в надежде очистить мысли от гадкого сна, но сон очень цепкий…

      Харви швыряет меня об стену, крепко держа за горло. Высясь надо мной, он выдыхает мне в лицо сигаретный дым. В свои тринадцать лет я перед ним козявка, мне остается только извиваться, задирать слабые ручонки, отдирать от себя его лапищи. В его глазах темная пустота, против которой бессильны и мама, и выпивка, от него разит разочарованием и злобой, он как граната с сорванной чекой.

      Я судорожно ловлю воздух широко разинутым ртом. Перед моим лицом пляшут черные пятна.

      – Отпусти его! – кричит у него за спиной мать, но он не соизволит обернуться, знай маслянисто лыбится и сжимает у меня на горле пальцы. Я задыхаюсь, царапаю ногтями ветхую стену.

      – Он дерзит мне, Евгения. Пора преподать твоему щенку урок. Ему будет полезно. Сосунок действует мне на нервы.

      У меня уже закатываются глаза. Напоследок я нахожу взглядом мать. Настал мой час. Наверное, я всегда знал, что этим кончится. Харви надоело, что я путаюсь у него под ногами, зачем ему кормить лишний рот? Мать не может от него уйти. Сколько он ни разбивал ей лицо в кровь, сколько ни ломал ребра – не может. Знай лупит меня ремнем – а она никуда не денется.

      Мать тем временем исчезает в спальне и бегом возвращается.

      – Отпусти, его, Харви, не то я тебя пристрелю!

      Его лапища падает, я сползаю на вытертый ковер, снова дышу, мой взгляд прикован к матери, к ее трясущимся рукам, сжимающим карабин.

      «Застрели его! Стреляй!» – мысленно кричу я.

      Он наступает на нее, наползает, его хладнокровие пугает меня больше, чем любые побои.

      – Мама… – хриплю я.

      Он озирается на меня, опрокидывает мать на пол, отнимает у нее карабин и всаживает в нее две пули. Потом целится в меня…

      СТОП.

      Я судорожно тру лицо, потом хватаю телефон – проверяю, который час. Пять утра. На попытку снова уснуть уже нет времени. Да и бессмысленно пытаться – ничего не выйдет. Этот сон запускает в меня когти, растрясает, толкает в тот ад, в котором я рос. Уже двадцать восемь лет от роду, а эта мерзость по-прежнему меня не отпускает, в точности как приставшая к подметке грязная жвачка.

      До моего слуха долетает нежный храп, я вздрагиваю, спрыгиваю с кровати, с трудом удерживаюсь на ногах. В моей постели спит девушка. Я вглядываюсь в очертания ее фигуры под тонким белым одеялом, она крепко спит, подтянув колени к груди. По подушке рассыпались золотисто-рыжие волосы, розовые губки разомкнулись при дыхании. Я любуюсь нежным контуром ее скул, изящным разлетом каштановых бровей. Часть меня готова улечься, прижаться к ней, разбудить ее так, как она заслуживает, но мысленно я не здесь, не с ней. Когда меня настигает этот кошмар, я должен проживать его в одиночестве.

      К тому же денек ожидается еще тот. Лучше подготовиться к нему заранее.

      Стараясь не