Запоздалое признание. Болеслав Лесьмян

ваши водоносы.

                Ради горечи соленой,

                Вкусом смерти разъязвленной,

                От рассвета в жбан зеленый

                          Собирала росы.

      Воду выпьем все мы – но пребудем немы,

      Мы в крапивах сивых никому не вемы.

                Нам теперь землица – ровней,

                Так безгрешней и бескровней,

                Но хотим дознаться, что в ней,

                          И дознаться – где мы.

      Молвят паладины: наш трофей единый —

      Смертные тишины – да твои помины.

                А когда собьешь нам сани

                Для навечных зимований —

                Положи нам на кургане

                          Венчик из калины.

      А всего смятенней в сутолоке теней,

      Кто во мраке маки клал мне на колени.

                Пусть насытится прохладой,

                Снова, снова станет младый,

                На меня гладит с отрадой

                          Из-под смертной сени!

      Не переупрямить лет глухую заметь,

      Уж давно бы в гробы – и пора доямить!

                Помню, маки мне пылали,

                А была ты, не была ли,

                По тебе мои печали —

                          Это уж не в память!

      У небес ланиты ливнями омыты,

      В травах и в муравах жбан лежит разбитый,

                А среди осколков глины

                Почивают паладины,

                И летит к ним ветр единый,

                          Пылью перевитый!

      Смерти

      Смерти проходят в солнечном звоне,

      Дружно проходят, ладонь в ладони.

      – Выбери в нашей несметной силе,

      Кто же тебя поведет к могиле.

      Выбрал не ту, что в охре спесивой:

      После могила пойдет крапивой.

      Выбрал не ту, что в парчовом платье:

      Хлопотно будет эдак сверкать ей.

      Выбрал он третью, пускай бобылиха,

      Но зато – тиха, зато – без пыха.

      Оттого я тебя предпочел им,

      Что, боговитая, ходишь долом.

      Жаль мне, жаль улетающей птицы,

      Я умру, чтобы следом пуститься.

      А бледна ты, как лучик предзимний, —

      Ты откуда и кто ты, скажи мне.

      Обочь мира живу я, далеко,

      Ну а имени нет, кроме ока.

      Ничего-то в нем нет, кроме ночи, —

      Знала, какие ты любишь очи.

      Гибель ты выбрал, какая впору,

      Только не сам погибнешь от мору.

      Гибель выбрал еще не себе ты,

      Но ты запомнишь мои приметы.

      Я иду к твоей маме, что в хате

      С улыбкой ждет своего дитяти.

      Безлюдная баллада

      Недоступна, неходима, вчуже к миру человечью,

      Луговина изумрудом расцветала к бесконечью;

      Ручеек по новым травам, что ни год, искрился снова,

      А за травами гвоздики перекрапились вишнево.

      Там