Запоздалое признание. Болеслав Лесьмян

любви твоей не надо!

      Кровь, пресытясь бесшелестий,

      Не нашептывает мести!

      Где же большее надменье,

      Чем у легших под каменья?

      Спим так тихо, безымянно:

      Ни искуса, ни обмана.

      С губ, распяленных бездонно,

      Не сорвется даже стона!

      Тут спознался я с соседом —

      Тленье ест его изъедом.

      И распаду не переча,

      Он во смерти – мой предтеча!

      Об ужасном, спеклокровом

      Не обмолвился ни словом!

      И ни возгласом, ни взрыдом

      Не заискивал обидам!

      А останкам – хватит силы,

      Чтоб завыть со дна могилы!

      Но однажды мы воспрянем —

      Все мы Господу помянем!»

      И скончавши эти речи,

      Замер так же, как предтечи.

      А любовница младая

      Удалилась, причитая…

      Пантера

      Я не буду рабыней завистливых зорей,

      Я не буду поддувщицей солнечным горнам.

      Этим зорям на горе и солнцу на горе,

      Мой хребет неизменно пятнеется черным!…

      Порвала бы я солнце на мелкие клочья,

      И мой рык – на земле, а молчанье – в зените.

      Я тебя стерегу из таких инобытии,

      Где мой танец – повсюду, но смерть – в средоточье.

      Умыкни же меня – я избавлю от порчи.

      Я пожру твою жизнь и несчастье впридачу.

      Буду чуять ноздрями предсмертные корчи:

      Перезлатила мир – и тебя перезлачу!

      Увенчай меня розами. В тихом уюте

      Проводи по дворцу, где резьба и букеты,

      Где пурпурным вином пересмехи согреты,

      Чтобы хляби житья – расхлебались до сути!

      Лишь девица одна там давно погрустнела,

      Вопрошает у судеб, пытает у мрака…

      Вся она – лишь мечта белоснежного тела,

      И, объятая сном, дожидается знака!

      И пока ее горе не сделалось горче,

      Ты швырни ее мне, потеплу-погорячу:

      Я почую любовей предсмертные корчи,

      Когда солнцу златому я противозлачу!

      Он, меня предназначивший пляскам стокровым,

      Дал мне взвивный прыжок, доносящий к загробьям,

      Изнатужил мне легкие собственным ревом

      И мне выострил клык – своей жажды подобьем!

      Он рыдает во мне, словно чуя капканы

      В густоте моих жил и в костей переплетах!

      Он страдает во мне, нанося мои раны,

      Что отсчитывал мне на безжалостных счетах!

      Он со мною теряется в диких трущобах,

      Он со мной поджидает скупую удачу,

      Мы изгубную жизнь загоняем под обух,

      Когда солнцу златому я противозлачу!

      Тебя Львом ли прозвать в поклонении робком,

      Называть ли всесущим тебя Ягуаром —

      Но к твоим я пытаюсь причуяться тропкам

      И маню духовитого тела распаром!

      Возжелай же меня кровожадною хотью!

      Будет свадебный пир, тебе выкликну клич я!

      Ублажу твои когти – расшарпанной плотью,

      Упою своей кровью – бессмертные клычья!

      А