Запоздалое признание. Болеслав Лесьмян

зернышки не скачут —

      По лужайке запивохи пятками кулачат.

      Окрутила на припеке бледная Полдница,

      Чтоб Свидриги и Мидриги пляской насладиться.

      Зазирала в очи нежно, словно бы в кормушку.

      «Порешите меж собою – кто возьмет подружку?»

      «Это мне, – сказал Свидрига, – грудь белее лилий!»

      «Это мне, – шипит Мидрига, – а не то – могиле!»

      Хвать – один ее ладошку, и другой – ладошку.

      «Мы разделим полюбовно девицу-немножку!»

      А она в лицо смеется, но совсем неслышно.

      А она в уста им дышит, но совсем бездышно.

      Разнялась на половинки – радостной прибавой —

      И сестрицами предстала – левою и правой.

      «Нынче каждому вдосытку – собственный отломок!

      Нынче с каждым потанцуешь до глухих потемок!

      Ты одна – руки четыре, и четыре ляжки!

      Наповал увеселимся с этакой милашки!»

      Исподлобясь перед пляской, ровно перед дракой,

      Задали переполоху с девкой обоякой!

      Скачут наперезадорку, кто кого почище.

      Серы пыльные подметки, серы голенища.

      Вот закрутка, перекрутка и опять закрутка:

      Чабрецу, тимьяну жутко – и ромашкам жутко!

      Тот орал: «А ну-ка, сдохни!» – а другой: «В порядке!»

      Это пляска до улежки, пляска до покатки!

      Так умаяли девицу в диком поединке,

      Что погибли в одноразье обе половинки.

      «Закопаем на погосте мы и ту, и эту:

      Вместе прыгали по свету – и уйдут со свету.

      Закопаем на погосте – и приветец девке:

      Будет правке – отходная, отходная – левке».

      Ей одна была могила, но два разных гроба.

      Эхом охнула округа – заплясали оба!

      Оба сыты, оба пляшут, да с разгульной страстью,

      То и дело разеваясь незабитой пастью.

      Скачут, будто захотели вырыгнуть погадку, —

      На присядку, на закрутку, снова на присядку!

      Даже смерть пошла поскоком в пляске двоегробой,

      Даже старое кладбище екает утробой!

      Безначальным, бесконечным проносились кругом,

      Аж подземные глубины гукали под лугом!

      В голове Свидримидриги мутно от усилья,

      Словно вихрем нашвырнуло на ветрячьи крылья!

      И повыдуло им память с первого повева,

      Где на белом свете право, где на свете лево, —

      И в каком гробу какие скачут полмолодки,

      И кому какие милы для любовной сходки.

      Так перхает в очи тьмою вихорь-торопыга,

      Что не знают, кто Свидрига, кто из них Мидрига.

      Отворяется им смерти черная хорома:

      «Будет вам по домовине, будете как дома!

      Вон таращится загробье глазом, ровно зевом:

      Для тебя, Свидрига, – правым, для Мидриги – левым!»

      И попадав на коленки, заплясали живо

      На коленках, на коленках – прямо у обрыва.

      А потом – на четвереньках, а потом – на пузе,

      Дружка дружку обнимая, а потом валтузя.

      И