Остров Проклятых. Деннис Лихэйн

не мешало бы. Его маленькие темные глаза сидели глубоко в глазницах, на лицо легли тени. Его щеки даже не ввалились, а провалились, и кожа вокруг была вся в застарелых прыщах. Тонкие губы и заостренный нос лишь усиливали его худобу, подбородок практически отсутствовал. Остатки волос были такими же темными, как глаза и тени под ними.

      Зато он обладал яркой взрывной улыбкой, в которой сквозила уверенность в себе, отчего радужная оболочка глаз делалась светлее. Именно эту улыбку он и пустил в ход, выходя из-за стола им навстречу с протянутой рукой.

      – Пристав Дэниелс. Пристав Ауле. Рад, что вы смогли так быстро выбраться.

      Его рука оказалась сухой и гладкой, как у статуи, а пожатие жестким, до костей, и оно отозвалось у Тедди до самого предплечья. В глазах Коули зажегся огонек – дескать, не ожидал, да? – а затем он повернулся к Чаку:

      – Очень рад, сэр. – Улыбка пулей улетела, он уже обращался к помощнику смотрителя. – Пока всё, Макферсон. Спасибо.

      – Да, сэр, – откликнулся тот. – Мое почтение, господа. – И с этими словами вышел из кабинета.

      Улыбка вернулась на лицо Коули в клейкой версии, напомнившей Тедди пленку на супе.

      – Хороший человек. Макферсон. Неравнодушный.

      – К чему? – спросил Тедди, присаживаясь возле стола.

      Улыбка трансформировалась, съехав на одну сторону и там застыв.

      – Простите?

      – Он неравнодушный, – повторил Тедди. – К чему?

      Коули, сев за стол из тикового дерева, развел руки:

      – К работе. В нашем случае это моральный сплав закона, порядка и врачебного внимания. Еще пятьдесят лет назад, а то и меньше, отношение к таким пациентам, как наши, было однозначное: в лучшем случае заковать в кандалы и пусть гниют в собственном дерьме. Их систематически избивали, как будто психоз можно выбить из человека. Их демонизировали. Их истязали. Подвешивали на дыбе. Загоняли шурупы в черепную коробку. Иногда топили.

      – А сейчас? – спросил Чак.

      – Сейчас мы их поддерживаем. Морально. Мы пытаемся их вылечить, поставить на ноги. А если это не удается, то, по крайней мере, обеспечиваем им необходимый покой.

      – А как же их жертвы? – спросил Тедди.

      Коули поднял брови. Он ждал продолжения.

      – Это ведь люди, совершившие жестокое насилие, – сказал Тедди. – Так?

      Коули кивнул:

      – Весьма жестокое, да.

      – Они кого-то мучили, – продолжал Тедди. – Кого-то даже убили.

      – Подавляющее большинство.

      – Тогда почему их покой важнее покоя их жертв?

      Коули ответил, тщательно подбирая слова:

      – Моя работа состоит в том, чтобы лечить этих людей, а не их жертв. Их жертвам я уже не в силах помочь. В любой работе существуют свои рамки. В моей тоже. Она ограничена кругом моих пациентов. – Он улыбнулся. – Разве сенатор не объяснил вам ситуацию?

      Тедди и Чак обменялись короткими взглядами.

      – Мы ничего не знаем ни о каком сенаторе, доктор. Нас назначила окружная судебная палата.

      Коули поставил локти на зеленую книгу записей, сложил ладони и, опустив