Русь святая. Владимир of Владимир

грубый голос:

      – Да господин фельдшер.

      – Послушай Сидоров, где у нас лежит господин подпоручик.

      – Извольте за мной в шатер. Вона, они здесь сразу же изволят лежать. Им уже и могилку сподобили. Батюшка их сегодня вечером отпоёт, сразу и присыпим.

      Вновь послышалось хлюпанье носом.

      – Сидоров! Опять где-то уже морду налил! Гляди, у меня. – Слышался сердитый голос фельдшера.

      – Что это у него, из груди торчит? – Послышался тихий девичий голос.

      – Знамо чо, осколок. Давеча их денщик были, очень уж диву давались, говорили будто бы осколок из них вылазает. Я отлично помню, когда стало быть их изволили доставить, малёхонький бугорочек над дерюжкой возвышался, а теперича будто штык торчит. Не чистая сила кабуто. Ибо ходят слухи, барин то с бесами якшался. Изыди сатана. Скорей бы уж отпели.

      – Я хочу его увидеть. – Каким-то загробным голосом настаивал женский голос.

      – Барышня! Светлана Сергеевна! Благодетельница! Пойдёмте отсель. Мало ли чего вы там надумали, вы прямо вся какая-то неживая, дрожите вот уж. Видимое ли дело, что бы молодые девушки покойников разглядывали. На вас и лица то уж нет.

      – Иван Иваныч.

      – Ну как угодно. Сидоров сними рогожу.

      Раздался женский стон, перешедший в рыдание.

      – Я хочу побыть немного одна.

      – Хорошо, хорошо, мы вас снаружи ожидать будем.

      Владимирский слышал тихое женское рыдание, затем заупокойную молитву. Его раздирало любопытство, что это за спектакль, и кто по нему так убивается. Он открыл глаза. Перед ним стояла милая девушка, этакая кровь с молоком, лет шестнадцати, в театральном платье старинного покроя, с надетым поверх серым передником, с убранными волосами под белый плат, как у монашек. Девушка закончив молиться, подняла на него свои большие, зелёные, заплаканные глаза, и увидев что покойник на неё смотрит, вскрикнув потеряла сознание, повалившись тут же на пол.

      Вбежавшие фельдшер Паникадилин с санитаром Сидоровым, застыли на месте. Это были два странных субъекта, разодетые как партизаны, которых он видел в свои юные годы, при существовании ещё СССР.

      Через десять минут, в палатку устроенную под морг, прибежал врач с бородкой а ля Чехов, в белом халате, ещё через десять минут Владимирский уже плыл по воздуху на носилках. И еще через десять минут, лежал на столе и его оперировали. Врач, штопавший и зашивавший Владимирского все удивляясь, говорил, что это уникальный случай в его двадцатилетней практике. Постоянно повторял, что молодой человек в рубашке родился, и что его бережёт Сам Господь. Во время операции, врач странным образом разглагольствовал, читал молитвы в слух, каялся, и даже плакал, чем очень удивлял свой вспомогательный персонал. Все это Владимирский чувствовал и слышал, но никак на это не реагировал. Наконец он не выдержал боли и отключился в беспамятстве.

      Очнулся Владимирский, из-за резкого запаха укуса. Открыв глаза, его взору