Мир без конца. Кен Фоллетт

чего же ты хочешь?

      – Я многому научился в военных походах, когда лечил раненых, даже больше, чем из книги, – упорствовал Мэтью.

      – Савл, а ты что думаешь? – спросила мать Сесилия.

      Годвин был уверен, что Белая Голова даст такой же ответ, что и он сам, и спор будет исчерпан. Савл замялся, робея, но все же высказался:

      – Может, цирюльник и прав. – Годвин возликовал: Савл ввязался в спор и занял противоположную сторону. – Предложение брата Иосифа больше годится для повреждений от защемлений или ударов. Такое случается у нас на строительстве. Тогда кожа и мышцы вокруг раны повреждаются, и если преждевременно закрыть рану, дурные соки могут остаться в теле. А тут чистый разрез, и чем скорее он закроется, тем быстрее раненый выздоровеет.

      – Глупости, – бросил приор. – Разве городской цирюльник может быть прав, а ученый монах – нет?

      Годвин поспешил спрятать торжествующую ухмылку.

      Вдруг дверь распахнулась, и вошел молодой человек в облачении священника. Годвин узнал Ричарда Ширинга, младшего сына графа Роланда. Юноша небрежно, почти невежливо кивнул настоятелю и настоятельнице, подошел прямо к кровати и обратился к рыцарю:

      – Что, черт подери, произошло?

      Лэнгли с усилием приподнял руку, побуждая Ричарда наклониться, и зашептал ему в ухо.

      Ричард потрясенно отпрянул:

      – Не может быть!

      Томас вновь жестом попросил его нагнуться и снова что-то зашептал. Опять Ричард вскинулся и спросил:

      – Но зачем?

      Раненый молчал.

      Ричард хмыкнул.

      – Ты просишь о том, что вне наших сил.

      Томас кивнул в подтверждение этих слов.

      – И не оставляешь нам выбора.

      Рыцарь слабо покачал головой из стороны в сторону.

      Ширинг обратился к приору Антонию:

      – Сэр Томас желает стать монахом этого аббатства.

      Наступило недоуменное молчание. Сесилия оправилась первой:

      – Но ведь он творил насилие!

      – Да ладно вам, такое и раньше случалось, – нетерпеливо отмахнулся Ричард. – Бывает, что воины покидают поле брани ради избавления от своих грехов.

      – На старости лет – охотно верю, – отозвалась Сесилия. – Но этому человеку нет и двадцати пяти. Он бежит от какой-то угрозы. – Мать-настоятельница твердо посмотрела на Ширинга. – Его жизни что-то угрожает?

      – Умерьте свое любопытство, – грубо ответил Ричард. – Томас хочет стать монахом, а не монахиней, так что прекратим расспросы. – Это была неслыханная дерзость по отношению к настоятельнице, но отпрыски графов позволяли себе и не такое. Ричард повернулся к Антонию. – Примите его.

      – Аббатство бедствует, мы лишены возможности принимать новых братьев… Вот если бы кто-то внес дар, который покрыл бы расходы…

      – Можем обсудить.

      – Он должен соответствовать нуждам…

      – Можем обсудить!

      – Прекрасно.

      Сесилия настороженно спросила у Антония:

      – Вы знаете об этом человеке что-то такое, чего не говорите мне?

      – Не вижу причин ему