Мир без конца. Кен Фоллетт

на медицинский вопрос, вот только было бы неплохо удостовериться в этом. Когда брат Иосиф закончил и аббатиса принялась обмывать руку Томаса розовой водой, Годвин проговорил:

      – Я рассчитываю, что вы согласитесь на мою просьбу.

      Настоятельница пристально на него посмотрела.

      – Могу тебе сказать, что решила дать деньги Савлу.

      Годвин был потрясен.

      – Но я же ответил правильно!

      – Вот как?

      – Вы что, согласны с цирюльником?

      Сесилия выгнула бровь.

      – Не собираюсь отвечать на твои вопросы, брат Годвин.

      – Простите, – тут же поправился он. – Я, должно быть, не понимаю.

      – Вижу.

      Если уж настоятельница пустилась изъясняться загадками, нет смысла расспрашивать дальше. Годвин отвернулся, раздираемый недоумением и обидой. Она дает деньги Савлу! Может, потому, что тот приходится родней графу? Нет, вряд ли, настоятельница всегда отличалась независимостью в суждениях и поступках. Наверное, чашу весов перевесила показная набожность Савла. Пустая трата денег. Белая Голова никогда и никого за собой не поведет. Как лучше сообщить новость матери. Та придет в бешенство, но кого она станет винить? Антония? Самого Годвина? Знакомый страх сковал его члены, когда он вообразил себе гнев Петраниллы.

      В этот миг, словно подслушав его мысли, Петранилла вошла в госпиталь через дальнюю дверь – высокая женщина с пышной, могучей грудью. Мать перехватила взгляд сына и остановилась у двери, ожидая, пока Годвин приблизится. Монах направился к ней, медленно переставляя ноги и обдумывая, что сказать.

      – Твоя тетка Роза умирает, – произнесла Петранилла, стоило Годвину подойти.

      – Да благословит Господь ее душу. Мать Сесилия говорила мне.

      – Ты выглядишь потрясенным. Разве ты не знал, насколько она плоха?

      – Это не из-за тетушки Розы. У меня другие дурные вести. – Годвин сглотнул. – Я не еду в Оксфорд. Дядя Антоний не хочет платить за учебу, и мать Сесилия тоже мне отказала.

      К его огромному облегчению, Петранилла не расшумелась прямо тут, хотя ее губы плотно сжались.

      – В чем причина?

      – У него нет денег, а она оплачивает поездку Савла.

      – Белой Головы? Из него ничего путного не выйдет.

      – Ну, по меньшей мере он собирается стать врачом.

      Петранилла заглянула сыну в глаза, и Годвин вздрогнул.

      – Полагаю, ты сам виноват. Тебе следовало прежде поговорить со мной.

      Опасения Годвина оправдывались: мать и вправду нашла виноватого.

      – Почему это я все испортил? – возмутился он.

      – Сперва мне следовало поговорить с Антонием. Я бы сумела его расположить.

      – Он все равно отказал бы.

      – А прежде чем говорить с Сесилией, нужно было узнать, обращались ли к ней другие. Тогда до разговора с нею ты мог бы копнуть под Савла.

      – Но как?

      – Должны же у него быть недостатки. Узнал бы, какие, и указал на них Сесилии. А уже потом, когда у нее открылись бы глаза, подошел к ней сам.

      Годвин оценил справедливость этого довода.

      – Я не подумал об этом, – признал