Между прочим. Валерий Столыпин

неудержимого, ненасытного себя он не мог припомнить. Лиза не была особенно страстной, тем более последние годы. Было с чем сравнивать.

      Конечно, жену он тоже хотел, хотел всегда, потому что любил. Пройти мимо Лизы и не обнять, не прислониться, не запустить под подол руку было немыслимо. Но Катенька!

      Катенька, как водоворот, как смерч, как стихия, от которой нет спасения. Разница лишь в том, что в эпицентр страсти Григорий Иванович погружался добровольно, с превеликим удовольствием.

      Представляя ту волшебную ночь, безумную греховную оргию, сладость безудержного слияния, мужчина возбудился не на шутку. Пришлось остановиться, чтобы усмирить капризно настойчивую плоть.

      День к тому часу уже проснулся. Травы напитались росой, берёзовая поросль дурманила запахом молодой листвы, в вышине пел жаворонок.

      Вот она – настоящая жизнь! Что ещё нужно мужчине, чтобы встретить старость!

      Рано, рано думать о дряхлости, когда творится такое, когда прожитый в любви и радости день позволяет сбросить годы. Сына нужно будет растить.

      – Иваном назову, как батьку. Наследником будет. Распишемся с Катериной – заживём. Дом поправлю, цветов насажу, мастерскую обустрою. Работать не пущу – пусть наслаждается свободой. Лодочку купим, ружьишко. Веранду построю.

      Ехать дальше расхотелось. Может воротиться? Семь бед – один ответ. Катенька так обрадуется!

      Нет, так нельзя, словно бежишь от чего. Во всём нужен порядок. Девчонки, жена – они ведь не чужие. Сначала нужно о них подумать.

      Дочери бросились на шею, стоило только отворить дверь. Лиза тоже ждала – соскучилась.

      – Довольно Гришенька по командировкам мотаться. Пусть молодые стараются. Тебе ведь сегодня на работу не надо? Вот и правильно. У меня котлетки, картоха толчёная, квашеные огурчики. Селёдочку по такому случаю купила, наливочку брусничную остудила. Отобедаем, спать ляжешь. Я отгул взяла, тоже с тобой поваляюсь. Гришь… ты меня любишь?

      – Давай потом. Неловко интимные игры на глазах у детворы затевать. У меня к тебе разговор есть.

      – Мне, Гришенька, тоже есть, чем поделиться. Смотри, чё я тут навязала, нравится?

      – Кому это, игрушечные что ли? Вроде Юлька с Алёной из кукольного возраста вышли. Тебе-то наливать или как?

      – Или как, Гришенька, или как.

      – Приболела? Так наливочка супротив любой хвори первое лечебное средство. Не пьянства ради, а здоровья для.

      – Так-то оно так, но иные хвори недугом не назовёшь. Ты пей, устал ведь с дороги.

      Лиза как-то странно себя вела: ничего не ела, глядела на мужа, словно девка на выданье, и краснела, – вкусно, Гриш? Я старалась.

      – Так кому милипусечных носков-то наваяла? Девкам приданое готовишь?

      – Я ещё вроде сама в силе. Сорок пять – баба ягодка опять.

      – Ополоумела, родная? Ягодка, твою мать… переспелка. Хотя, с какой стороны глянуть.

      – Так плохо выгляжу?

      – Не