Между прочим. Валерий Столыпин

няя гроза посреди дурманящей солнечной тишины.

      Отгремит, отсверкает буйная стихия, разметав вокруг обломки живого и мёртвого, насытит землю влагой, воздух озоном, кровь адреналином и стихнет, оставляя впечатление головокружительного приключения с элементами мистического оцепенения и неподдельной паники.

      Несколько минут первобытного страха и всё. Этакая мистерия, очищающий ритуал.

      Увы, не в моём случае.

      Оглядываешься и понимаешь – заблудился: не твоё это, не твоё – чужое, чуждое. Эмоции не твои, чувства непонятные, незнакомые хмурые люди, нагромождение загадок и тайн, тревожность… и пустота.

      Куда идти, Зачем, почему… что делать со всеми этими враждебными впечатлениями!?

      – Между прочим, твоя жена, – с заговорщическим прищуром, оглядываясь по сторонам, пытается развлечь меня приятель, Генка Постников, наклоняясь к самому уху для пущей убедительности.

      Сердце ёк – провалилось, застыло, замерло. Потом как бухнет!

      Насилу взял себя в руки, сосредоточился. Нужно держать марку. Семья – святое.

      – Терпеть не могу все эти “между прочим”, дружище, и иные агрессивные методики непрошеного участия. Предпочитаю не заглядывать в замочные скважины и тебе не советую. Каждый имеет право на тайну. Пусть и у моей Зойки будут секретики.

      – Ну, ты даёшь, – удивился доброжелатель, стремительно теряя ко мне интерес, – как знаешь.

      Я пытался выглядеть уверенным, спокойным, но дрожь в коленках и учащённый пульс выдавала крайнюю степень волнения.

      Мне было не по себе. Я не то, что догадывался – определённо знал, чем должна закончиться его гремучая фраза, сам о подобном думал не раз.

      Вот оно в чём дело – у Зойки появился мужчина, я даже знал – кто этот злодей. Жена в моём присутствии проявила в полный рост своё к нему интимное отношение, зачарованно, слишком откровенно глазея на бывшего одноклассника, Витьку Кретова.

      Нет, даже не так – она бессовестно любовалась этим плечистым улыбчивым орком, едва не выпрыгивала ему навстречу из предельно открытого сарафана, а он в свою очередь слюняво поедал мою жену слишком откровенным, можно сказать плотоядным взглядом, нагло исследуя то, что скрыто под цветастой обёрткой лёгкого летнего наряда.

      Так друг на друга могут смотреть лишь люди, имеющие пикантные отношения.

      Не было у меня иммунитета от подобной напасти, как не было до того момента причины рассуждать о доверии и неверии.

      Зойка, моя Зойка, как же так!

      Память услужливо выложила для обозрения цветную картинку, ту самую, когда мы первый раз остались в её комнате наедине.  Помню, как медленно, словно пытаясь поймать яркую бабочку, протянул руки к её причёске (движения завораживали неопределённостью – угадает ли она, как я намерен поступить, дозволит ли), ловко вытащил заколку.

      Зойкины волосы пружинисто рассыпались по плечам. Свет фонаря  на мгновение высветил растерянное, настороженное выражение девичьего лица. У меня влажно блестели глаза, во взгляде (я это чувствовал кожей), лихорадочное предвкушение долгожданного приза.

      Губы мягко коснулись нежной шеи, её тело вздрогнуло, напряглось.

      Воздух (его катастрофически не хватало), где воздух! Почему же так жарко?

      Это было потом.

      Когда же всё началось?

      Ах, да, в том маленьком кафе в летнем парке. Кажется, я зашёл купить минералки. Было жарко, на рекламном плакате в прозрачном бокале так реалистично лопались пузырьки, что нестерпимо захотелось пить.

      Приятная прохлада и запах свеже молотого кофе расслабили, захотелось побыть в уютном комфорте подольше.

      За соседним столиком как-то неестественно держалась за руки нарядная парочка. В глаза бросалась готовность девочки убежать, наговорить собеседнику грубостей. Она часто-часто моргала махровыми ресницами. В вытаращенных глазах (так мне показалось) едва удерживались слёзы.

      Девчонка посмотрела на меня как-то особенно, словно просила защиты, поддержки.

      Я сделал попытку вмешаться, привстал, но был остановлен отрицающим движением головы.

      Не помню, о чём я думал. Кажется, за несколько мгновений сочинил любовь: целый том, начиная неловким признанием, заканчивая воображаемым счастливым будущим с будоражащими воображение волнительными деталями.

      Конечно, я не верил в чувства, вспыхивающие от первого взгляда, но не мог отвести от её потерянного лица взгляд именно потому, что об этом подумал.

      Я видел только её: изучал выразительные черты, впитывал энергию страдания, сопереживал, порывался встать на защиту, хотя не понимал, не знал, что между ними происходит.

      Всё, что было до неё, я это чувствовал, не имело значения.

      Так и вышло. Немного позже.

      В