Женщина из Пятого округа. Дуглас Кеннеди

лжет, – вдруг произнес я по-английски.

      Сезер посмотрел на меня и улыбнулся.

      – В целях вашей же безопасности я не буду это переводить, – ответил он на идеальном английском. – И не рассчитывайте, что я еще раз заговорю на вашем языке, американец.

      – Вы жулик, – сказал я по-английски.

      – Tant pis[45], – кивнул он и продолжил (на французском): – Боюсь, Омар расстроился. Потому что я сказал ему, что вы продали телевизор, чтобы купить новый стульчак. А он, крестьянин, поверил в такую глупость. Мой вам совет: купите ему новый телевизор.

      – Ни в коем случае, – сказал я.

      – Тогда не удивляйтесь, если сегодня вечером он снова придет домой пьяным и попытается выломать вашу дверь. Он совершенный sauvage[46].

      – Попытаю удачу.

      – О да, понимаю… крепкий орешек. Впрочем, не такой уж и крепкий, если разревелись вчерашней ночью.

      Я постарался не выдать смущения. Не удалось.

      – Не знаю, о чем вы говорите…

      – Да что уж там, – бросил Сезер. – Омар слышал, как вы рыдали. Сказал, что почти полчаса заливались слезами. Он не пришел к вам сегодня утром требовать деньги за телевизор только потому, что пожалел вас, идиот.

      Но, поверьте, к вечеру он снова будет в ярости. Это перманентное состояние Омара. В этом вы с ним похожи.

      Сезер впился в меня взглядом. Обжигающим, словно вспышка яркого света. Я невольно заморгал и отвернулся.

      – Так почему вы плакали, американец? – спросил он. Я не ответил.

      – Тоска по дому? – спросил он.

      Подумав мгновение, я кивнул. Он повернулся к окну.

      – Все мы здесь тоскуем по дому, – услышал я.

      6

      ПАРИЖСКАЯ ЖИЗНЬ…

      Или, если точнее, моя парижская жизнь.

      Первые недели в моей хибаре на улице де Паради она была подчинена такому распорядку.

      Почти каждое утро я вставал около восьми. Пока варился кофе, я слушал радиостанцию «Франс-Мюзик» (или, скорее, «France Bavarde»[47], поскольку ведущие, казалось, были не столько увлечены собственно музыкой, сколько бесконечным ее обсуждением). Одевшись, я спускался вниз, в boulangerie[48] на соседней улице де Птит Экюри, где покупал багет за шестьдесят сантимов. Оттуда шел на рынок на улицу дю Фобур Сен-Дени и делал закупки по заранее составленному списку. Шесть ломтиков jambon[49], шесть ломтиков эмментальского сыра, четыре помидора, полдюжины яиц, 200 граммов зеленой фасоли (я быстро освоил метрическую систему мер), 400 граммов какой-нибудь дешевой белой рыбы, 200 граммов самого дешевого мяса, которое не выглядело совсем уж заветренным, три литра vin rouge[50], пол-литра молока, три литра простой минеральной воды – этого запаса мне хватало на три дня. Стоимость продуктовой корзины никогда не превышала тридцати евро… и это означало, что я мог питаться на шестьдесят евро в неделю.

      В те дни, когда я закупал провизию, домой я возвращался к половине первого. Включал свой компьютер и, пока он загружался, варил себе еще кофе, настраиваясь на работу. Я убеждал себя в том, что пятьсот слов – это всего ничего: подумаешь

45

Ничего не поделаешь.

46

Дикарь.

47

«Французская болтовня».

48

Булочная.

49

Ветчина.

50

Красное вино.