Седая оловянная печаль. Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа. Глен Кук

пырнул ножом, или наоборот.

      Морли огляделся кругом. Жуткий кавардак.

      – Вероятно.

      – Ты когда-нибудь душил человека?

      Морли укоризненно взглянул на меня: бестактный вопрос.

      – Извини. А я вот душил. Мне во время набега поручили придушить часового. Я тренировался заранее.

      – Не похоже на тебя.

      – Мне не нравится убивать и никогда не нравилось, но я подумал: если убить человека придется и если я хочу уцелеть, значит надо все сделать как следует.

      Морли проворчал что-то. Он был занят осмотром того, что некогда было лицом, грудью и животом Снэйка.

      – Я все разыграл как по нотам. Когда я подошел к нему, парень дремал. Но очень быстро проснулся и отбросил меня, как тряпичную куклу. Он мне чуть мозги не вышиб, а ведь я ни на секунду не отпускал проклятой веревки. Единственно, что мне удалось, – я не дал парню заорать и поднять тревогу, а там подоспел кто-то из наших и добил его ножом.

      – Ну и что?

      – Если ты не сломаешь жертве шею, она будет бороться. Предположим, ей удастся стряхнуть нападающего и ослабить веревку. Парень увидит тебя, пусть даже на шее у него эта дьявольская восточная удавка, и тогда придется его прикончить любым доступным способом – иного выхода нет.

      – Ты ведешь к тому, что Снэйк был сильнее убийцы. Как тот часовой.

      Я не говорил, что часовой был сильнее меня, но Морли попал в точку.

      – Да.

      – У кого-то в доме теперь полно синяков и ссадин. Если это кто-то из домочадцев.

      – Может быть. Черт побери! Почему мне так не везет?!

      – Ты о чем? – Морли считает меня до неприличия везучим.

      – Почему убийца не оставил следов? Клочок одежды, пучок волос, хоть что-нибудь.

      – Почему бы ему просто не прийти с повинной? – Морли покачал головой. – Ты торопишься и не ценишь того, что имеешь. Он оставил нож и удавку. Куда больше? Я уже рассказывал, какая редкость этот шнурок. А сколько таких ножей ты видел?

      Лезвие ножа было чуть длиннее фута и сделано из полированной стали, но больше всего меня заинтересовала рукоятка – из черного агата, гладкая, зато в самом широком месте вычеканены два серебряных двуглавых венагетских орла.

      – Военный трофей? – предположил Морли.

      – Довольно необычный. Из Венагеты. Принадлежал как минимум полковнику. Да, в гвардии его мог носить командир батальона, а в регулярных частях – полковник или подполковник.

      – Много ли здесь таких ножичков?

      – Верно, это уже что-то. Ниточка, пусть и тонкая. – Я взглянул на Снэйка. – Господи, почему ты ничего не сказал, у тебя же был шанс!

      – Гаррет.

      Это нам знакомо. Когда Морли кажется, что меня, по его выражению, не туда заносит, он начинает говорить таким вот предостерегающим тоном. «Не раскисай, ты же профессионал», – одергивает он меня. Не терпит он также упрямства и легкомыслия.

      – Я в порядке. Но жалко парня. Я знаю, какую жизнь он прожил. Он не заслужил подобного конца.

      – Пора идти, Гаррет.

      – Да.

      Пора. А