Штормовые времена. Мазо де ля Рош

изумленно глядя на происходящее, но, когда ее взгляд останавливался на Пэтси, в радостной улыбке показывала свои белые зубки. Пока она находилась в Ирландии, ее кормили молоком только от одной козы, и эту козу взяли с собой в Канаду, чтобы из-за смены молока у нее не нарушилось пищеварение. Коза, которую держал за поводок вихрастый мальчишка, стояла неподвижно, наблюдая за окружающим с невозмутимостью и даже с некоторым цинизмом. Козочку звали Мэгги. Леди Гонория повязала ей на шею небольшой колокольчик, и превратности путешествия подчеркивались его серебристым звоном.

      Мать тщательно одела юных дядюшек Августы для новой жизни. Но, по мнению Филиппа, их одежда была слишком живописной, волосы – слишком длинными, а руки – белыми. Конвей, тот, что напоминал Филиппу бубнового валета, выглядел особенно щеголевато. Братья Корт сновали повсюду, отдавая шутливые приказы морякам, загружавшим на борт ящики с курами, гусями и утками, подгонявшим свиней, тянувшим овец и коров.

      Группа бедных эмигрантов охраняла свой багаж, со слезами на глазах цепляясь за последние мгновения, проведенные с родными, пришедшими их проводить. Среди них был священник, всеми силами пытавшийся поддержать их дух: обводил небеса своими большими серыми глазами и предсказывал благоприятное путешествие. Он явился туда, чтобы посадить на судно двух своих молодых племянниц, направлявшихся к брату, и избегал встречаться с ними взглядом.

      Аделина отвлеклась от рыдающих людей и, вложив свою ладонь в ладонь Филиппа, сжала его пальцы. Он посмотрел ей в глаза.

      – Ты уверена, что ничего не оставила?

      – Ничего. Даже своего сердца!

      – Что ж, весьма разумно с твоей стороны, иначе мне пришлось бы возвращаться за забытым.

      Вскоре к ней подошел священник.

      – Простите, миледи, – сказал он. Он слышал, как таким образом обращалась к ее матери, и решил, что использовать титул уместно и в этом случае.

      – Да? – ответила она не без удовольствия.

      – Я хотел бы попросить вас об одолжении, – продолжил он. – На корабле поплывут две мои юные племянницы, и им предстоит ужасно длинное и опасное путешествие. Не будете ли вы так добры произнести им слова ободрения, если они вдруг окажутся больны или в беде. Если бы я мог передать сообщение о вашем участии их бедной матери, то, разумеется, осушил бы ее слезы скорби. Как вы думаете, сможете?

      – Конечно, – ответила Аделина. – И, если вы мне оставите свой адрес, я напишу вам и расскажу о путешествии и о том, как поживают ваши племянницы.

      Священник написал свой адрес на мятом клочке бумаги и, преисполненный благодарности, вернулся к наставлению двух розовощеких черноволосых девушек, чьи юные груди, казалось, разрывало от восторга.

      Неразбериха, казалось, была безнадежной. Крики животных и птиц, ругань, хлопанье, стук и топот матросов во время погрузки багажа, приказы офицеров, которые, казалось, никто не выполняет, вопли возбужденных мальчишек, трепетание и хлопанье огромных парусов судна