Лепестки. Степан Зозулин

отерла губы.

      Лилия тоже зашевелилась. Стала запаковывать остатки их чудного пикничка в вощеную бумагу.

      – Сможешь забрать на потом.

      Она подняла сверток и показала явным образом. Она бы не ответила почему, но Замухрышку забавляла мысль, что эта дурашка держит ее чуть ли не за питомца. Нет, пожалуй, она бы ответила, что это извращенная гордость; чувство собственного превосходства, доказуемая единственно через такое панибратство.

      – Покажешь?

      Лилия как будто успокоилась и снова вернулась к обычному настроению.

      Замухрышка распрямила спину. Отерла руки об одежду и в задумчивости дотронулась до лица. Затем блеснула глазами, что-то для себя решив. И в то же мгновение преобразилась: задрала подбородок, подняла глаза к небу и повернула голову от стены к стене.

      Лилия не отреагировала, всем видом показывая, что ничего не поняла.

      Замухрышка согнула пальцы под прямым углом и провела пальцами линии на шее, под самым подбородком, словно показывая высокий воротник.

      – Да кто это? – спросила подруга.

      – Сдаешься, дитя мое? – спросила Замухрышка нараспев.

      – Да иди ты! – не уловив сходства обиделась Лилия и картинно засобиралась уходить.

      Замухрышка улыбнулась произведенному эффекту, но поспешила подругу остановить.

      – Это же Крахмалина, – сказала она.

      Но вместо ответного смеха встретила надутые губы подруги.

      – Наставница ничуть не такая. Она умная, сильная, понимающая

      Но увидев, что каждое следующее слово еще больше веселит подругу, она и впрямь поднялась и завозилась со складным механизмом стула. Впрочем, это ей совсем не удавалось. Стул не желал прислушаться к ее воле и только съезжался-разъезжался туда-сюда на манер зонтика, грозя прищемить неумелые пальцы.

      Замухрышка поднялась и забрала механизм из рук подруги. Щелчок – и в ее руках оказалась сложенная трость.

      – Мир? – спросила она, передавая стул Лилии.

      Та смотрела в сторону. Ее губы, надутые в негодовании, дернулись и обнажили кусочек улыбки.

      – С Крахмалиной это ты метко попала, – сказала она. И чтобы уговорить саму себя, добавила: – Думаю, такую точную иронию наставница в своей мудрости оценила бы по достоинству.

      С этими словами она вернула трость Замухрышке и тихим шагом двинула по дорожке. Замухрышка закинула лямку, подобрала сверток с едой, так и оставленный на земле, и двинула следом.

      – А для кого ты еще придумала прозвища?

      Дождавшись, когда Замухрышка с ней поравняется, Лилия продолжила разговор.

      – Нахальная мышь.

      Лилия остановилась на месте и обернулась. В ее глазах горел восторг, а на щеках – стыд. И то и другое ей шло.

      Она обвела взглядом павильон и завидела в дальнем углу Незабудку. Лишенная патронажа, та выглядела потерянной и серой. Лилия приложила кулак к груди и выкинула палец, как бы невзначай указывая в нужном направлении. А заодно вывела одними губами по слогам: Не-за-буд-ка?

      – Ага, – отчетливо ответила Замухрышка.

      Снова