Лепестки. Степан Зозулин

он не расцветал невнятным румянцем, а сгущался вызывающей красотой. И бил наотмашь.

      Наставница призывала аудиторию:

      – Подойдите ближе.

      Подолы зашуршали по земле, стекаясь в середину. Как повторение ночного ритуала. Правда не было в этот раз в нем той плавности и напевности. Лишь скрип песка, взметенного черными платьями, как сор, вытолканный на всеобщее обозрение.

      – За невинными вольностями, мы забываем зачем мы.

      Голос разносился под сводами – красивый, сильный. Каждая могла его взять и унести навсегда с собой как что-то рукотворное. А если бы и не захотела, так он прилип бы и не спросясь, как оседает на одежде запах.

      – Или я привередничаю без всякого на то права? Скажи нам, дитя.

      Подошедшие невесты все сплошь оказывались в полукруге за спиной наставницы. То ли не оказалось ни одной подошедшей со стороны Фиалки, то ли их нарочно притягивало поближе к наставнице. Даже Незабудка, хоть и стояла чуть в стороне, но оказалась ближе к ней.

      Фиалка, поднявшая, было, ставшие тьмой глаза, облизала губы. В стороне от ее недоброго взгляда Замухрышка позабыла об их дрязгах и отдалась жалости. Фиалка снова обвела губы кончиком языка, а Замухрышке представилась горделивое лесное создание, припадающее на колено после встречи с пулей охотника.

      – Нечего сказать? Тогда пусть рассудят другие невесты – твои подруги.

      Как вечерний свет в окнах келий стали то тут, то там загораться лица за ее спиной. Каждая поблескивала глазами за какую-то свою обиду. Дай им волю – разорвут на черные тряпочки.

      Фиалка уже не облизывала губы, но нервно кусала. Ее грудь часто вздымалась, перекачивая разреженный горный воздух.

      Наставница обернулась к воспитаннице спиной и обвела взглядом остальных девушек. Ее руки покоились сложенные на юбках без единого движения. Замухрышка увидела на безымянном пальце правой руки перстень с ярко-красным камнем.

      Паства ждала команды, но наставница натянула поводья:

      – А вы. Посмотрите на себя.

      Голос – полнейшее разочарование. Он кусал и дергал, как разлитое в воздухе электричество. Спины подгибались одна за одной, становились тряпичными, расплывались. Раздался всеобщий выдох разочарования… в себе.

      Даже стоя в отдалении, Замухрышка чувствовала их трепет. Хотела присоединиться, стать с ними единым целым. На радужке не моргающих глаз запечатлелся камень с наставницыного перстенька. Да чудился туман, клубящийся в его глубине.

      Его пелена спала, разрываемая голосом правоты.

      – Разодетые, напомаженные, увешанные цацками.

      Пристыженные девицы потирали руки, укрывая их от взора, переступали ножками, прятали в складках одежды свои немудрящие сокровища. Но прекратив движение, каждая останавливалась в новой позе: понурая, виноватая, раскаивающаяся.

      Наставница сделала новый оборот и вернулась к почерневшей от злобы Фиалке.

      – Ты-то, – отчитывала наставница с особым ударением. – Ты здесь самая старшая. С тебя и спрос больше, чем с других.

      Где