В мире событий и страстей. Владимир Бурлачков

А вот яблоня, у сарая. Ее дедушка посадил, когда я родилась. Жалко, если дом все же снесут. Давно собираются. Сколько раз говорили, что вот-вот.

      К Яузе они прошли широким переулком. У берега по асфальтовой дорожке прогуливались мамы с колясками. На другой стороне узкой речушки стояли многоэтажки нового квартала.

      – Мне бабушка рассказывала, что и где тут было. А когда гости приезжали, я должна была для них экскурсию проводить. Вот здесь плотина была. Вон, там, у моста, видишь, круглый бугор. Это – насыпанный остров. На лодках по запруде катались, а на острове чай пили. Вон там, где сосны, Перлов первые дачи строил. Мой дедушка участок под дачу у тайнинских крестьян купил. Когда-то дорога на Сергиев Посад через Тайнинское село проходила. Там был путевой дворец Елизаветы Петровны. А у Яузы берега крутые-крутые были. Говорят, не везде можно было на санках съехать. Сейчас земля будто села. Соседка рассказывала, что раньше на Яузе в обрывистых берегах ласточки гнездились.

      Вдоль берега они дошли до маленького пруда. В воде просматривались темно-зеленые водоросли. Посередине плавали обломки досок. На пеньке сидел мальчишка с самодельной удочкой.

      – Как, клюет? – спросил Олег.

      – Сегодня что-то плохо, – сознался мальчишка. – Вот позавчера было! Ух, я таскал!

      – Позавчера – известное дело, всегда самый клев, – ответил Олег.

      – Особенно после дождя! – Мальчишка вытащил из воды леску, оглядел крючок и с размахом забросил обратно.

      Дома они пили чай за небольшим круглым столиком. Олег придвинул к нему большое кресло, а Аня сидела напротив на узком диванчике под старой картиной.

      – Если дом будут ломать, я это зеркало в Москву заберу, – говорила Аня. – Хотя мне его ставить некуда. Но очень жалко. Я с детства в него смотрелась. И в комоде до сих пор бабушкины вещи. – Она открыла ящик, стала что-то перебирать. – Я тебе рассказывала, что в бабушку стреляли. Вот, посмотри.

      Она достала блузку с перламутровыми пуговицами. У плеча ткань была разорвана и обтрепалась бахромой.

      – Это – пуля прошла. Как бритвой резануло.

      Начался дождь. Они вышли на террасу. Стояли у окна, смотрели, как быстро густел, насыщался зеленый цвет старого сада и клонились к земле яблоневые ветки.

      Есть что-то совсем удивительное и трогательное в этих редких встречах, говорил он себе, положив руки на её плечи, стараясь заглянуть в глаза. Она попыталась отвернуться и поправила волосы у виска. Мелькнул алый камушек сережки. Передумала и посмотрела на него. В ее глазах не было обиды. Но так ясен казался ее страх перед обидами.

      – Я собираюсь уехать дней на десять, – сказал он. – Хочешь, поедем со мной.

      – Вдруг взять и поехать? – будто вслух подумала она.

      – Ага! – подтвердил он.

      – В этом что-то неожиданное и очень тревожное. – Она отвернулась к окну.

      – Чего ты боишься?

      – Ты совсем меня не понял, – ответила она.

      Три кряквы, шумно хлопая крыльями, поднялись из камыша, пронеслись над