Невернесс. Дэвид Зинделл

Просто я так взбесился, что мне стало все равно.

      – Тебе, должно быть, нравится впадать в бешенство.

      – Нет, я ненавижу это, всегда ненавидел. Но такой уж я есть.

      – Тебе, должно быть, нравится, что ты такой.

      Я потряс головой.

      – Нет, ты не понимаешь. Я пытался… пытаюсь, но стоит мне разозлиться… это сидит во мне, понятно? У всех людей свои недостатки.

      – И никто не поступает по собственной воле.

      Кровь бросилась мне в лицо, и во рту пересохло. Тихо, похоже, тоже старался вывести меня из себя. Я стал дышать мерно, глядя на световые волны, составляющие его изображение. Его одежда в темноте выглядела как светящийся дым.

      – А богиня? – спросил я. – Она поступает?

      Тихо снова засмеялся и сказал:

      – Обладает ли собака природой Будды? Ты быстро соображаешь, мой пилот, но ты здесь не затем, чтобы экзаменовать богиню. Ты сам должен выдержать испытание.

      – Испытание… какое?

      – На степень своих возможностей.

      Как я узнал вскоре, Твердь испытывала меня с тех самых пор, как я пересек границу Ее огромного мозга. Псевдотороид и сегментированные пространства были Ее работой, как и бесконечное дерево, взявшее меня в плен. Она проверяла мою математическую подготовленность и – как сказал мне Тихо – мое мужество. Не последним из этих испытаний была моя способность слушать Ее божественный голос, не потерявшись от ужаса. Я не понимал, зачем Ей вообще нужно испытывать меня – разве что ради игры. И зачем Ей нужно было использовать для этого Тихо, когда Ей достаточно было заглянуть в мой мозг, чтобы увидеть все, что там есть? Не успел я обо всем этом подумать, как голос богини загремел у меня в голове:

      Тысячи лет назад ваши эсхатологи составили схему молекулы ДНК с точностью до последнего атома углерода, но до сих пор не знают правил, по которым ДНК развертывает жизнь и кодирует новые формы жизни. Они все еще проходят грамматику ДНК. Так и с мозгом. Представь себе ребенка, который выучил азбуку, но не знает ни значения слов, ни правил, по которым они складываются вместе. Понять мозг по триллионам его синапсов – все равно что пытаться расшифровать стихотворение по начертанию отдельных букв. Ты и есть стихотворение. Возможности безграничны. Ты, мой Мэллори, всегда останешься для меня тайной.

      – Я не хочу, чтобы меня испытывали.

      Вся жизнь – это испытание.

      – Если я выдержу, ты освободишь меня из этого дерева?

      Ты волен хоть сейчас слезть с него, как обезьяна.

      – Но я не знаю, как это сделать.

      Тем хуже. Если ты выдержишь, сможешь задать мне три вопроса – любых вопроса. Есть такая старая-старая игра.

      – А если провалюсь?

      Тогда свет погаснет. Кстати, а куда девается свет, когда он гаснет?

      Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Я не хотел подвергаться никаким испытаниям.

      – Ну так как, пилот, начнем? – спросил Тихо, почесывая свои брыли.

      – Не знаю.

      Не стану перечислять здесь многочисленные тесты, которым подвергал меня Тихо – то есть Твердь. Некоторые, вроде общеобразовательного, как назвал его