Мы начинаем в конце. Крис Уитакер

плохо рассчитав силы.

      – У тебя рубашка кремом заляпана.

      Уок скосил глаза. Стар засмеялась.

      – Хороша парочка… Знаешь, порой я это прямо чувствую.

      – Что?

      – Что нам по пятнадцать, глупыш.

      – Мы повзрослели.

      Стар выпустила идеально круглое колечко дыма.

      – Я – нет. Ты, Уок, стареешь, а я… для меня все только начинается.

      Он расхохотался, она подхватила. И впрямь, хороша парочка. Тридцати лет как не бывало, клубок размотался, в остатке – двое подростков с подначками и пустой болтовней.

      Они просидели вместе еще час. Молчали, но молчание не было напряженным. Каждый без слов знал, что на уме у другого – единственная мысль, единственная фраза: «Винсент Кинг возвращается домой».

      4

      Уок не столько смотрел на дорогу, сколько косился на горизонт, откуда, набирая скорость, разворачивался рулон золотого шелка, катился к побережью, чтобы, ударившись о скалы, подать назад с тугим, упругим гулом.

      Исправительное учреждение находилось в графстве Фейрмонт, в ста милях к востоку от Кейп-Хейвена.

      Тучи громоздились, как проступки, ошибки, стечения обстоятельств. Все, кого в этот час вывели на прогулку, разом застыли, запрокинув головы к небесам.

      Уок вырулил на пустырь, заглушил двигатель. Вой сирен, окрики конвойных, вопли заключенных. Их души – тоже вроде океанского вала, которому еще катить и катить, глотать мили прерий, в которые Бог и не заглядывал.

      Место не для пятнадцатилетнего пацана – неважно, что за ним числится. Судья в Лас-Ломасе бровью не повел, объявляя, куда конкретно упекают Винсента; вогнал в ступор всех присутствовавших. Мир тогда пошатнулся. После Уок думал о том злосчастном вечере; ущерб не свелся к одной только детской смерти. Он расползся паутиной, которая затянула слишком многих так или иначе причастных. Беда пошла по второму кругу, свежесть и новизну жизни испакостил распад. Уок помнил, как это сказалось на отце Стар, и ежедневно наблюдал в ней самой; однако знал, что хуже всех приходится Дачесс, ибо ночь тридцатилетней давности громоздится на хрупких ее плечах.

      Уок вышел из машины, кивнул охраннику Кадди – высокому, худощавому, улыбчивому. Вот тоже – персонаж… По обстоятельствам службы должен был ожесточиться – но остается приветливым и добрым.

      – Что, Винсента Кинга забирать? Присматривай за ним в Кейп-Хейвене; и за остальными тоже. – Кадди заулыбался шире, добавил: – Как там у вас вообще? По-прежнему райское местечко?

      – Да.

      – Эх, сюда бы сотню таких, как Винсент… Тихий – не видно его и не слышно, хоть любого из наших спроси.

      Кадди двинулся к воротам, Уок подладился под его шаг.

      За первыми воротами были вторые. Лишь после них открылось здание тюрьмы, выкрашенное в зеленый цвет. Кадди утверждал, что краска обновляется каждую весну.

      – Нет цвета полезнее для глаз, чем зеленый. Успокаивает, о прощении говорит и о личностной трансформации.

      Двое мужчин, сжав от старания рты, возили кистями по бордюру.

      Кадди приобнял Уока за плечи.

      – Винсент