Рюссен коммер!. Елизавета Александрова-Зорина

те, кто живёт в нищих пригородах и скучных деревнях, те, кто едва сводит концы с концами.

      – Потому что им внушили, будто во всех их бедах виноваты мигранты!

      – А разве нет? – спросила я, прищурившись, и он смутился. – Я шучу, прости. Это дурацкий русский юмор.

      – Да, я уже немного начинаю различать, когда ты шутишь. Хотя это сложно. Мы так не шутим. Так…

      – Как? Провокационно?

      – Да, точно, – он взмахнул вилкой. – В Швеции люди стараются быть вежливыми, мягкими друг с другом, никогда ничего плохого не говорят в лицо.

      – Только за спиной? – съязвила я.

      Он засмеялся:

      – В каком-то смысле да. Мы ведь обычные люди, такие же, как все. Тоже сплетничаем и говорим гадости о других. Но никогда лично. Потому что если ты скажешь что-то неприятное человеку, ему будет обидно. Мы всячески избегаем конфликтов.

      Мы заказали ещё по пиву.

      – А мы, русские, наоборот. Всё говорим в лицо. И дерёмся. Можем не только послать, а сразу в глаз дать. И другой в ответ тоже в глаз. А потом мы целуемся и миримся.

      – Вы, русские, очень странные. И буйные.

      – Вы, шведы, странные тоже.

      Мы засмеялись.

      Когда пришло время рассчитаться и официантка принесла счёт, я достала кошелёк.

      – Если ты не возражаешь, я заплачу за обоих, я же тебя пригласил.

      Я пожала плечами:

      – О’кей.

      Мы дошли до метро «Эстермальмсторг». Интересно было, поцелует меня Оскар или нет. Но он не поцеловал, только неуклюже обнял.

      – Это был чудесный вечер. Несмотря ни на что. Ну, по крайней мере, вторая его часть.

      – Чудесный, – отозвалась я эхом.

      – Давай увидимся ещё раз.

      – С удовольствием.

      – Я позвоню тебе через пару дней.

      Он не позвонил. Через неделю я написала ему сама, спросила, как дела и не хочет ли он выпить кофе. Оскар не ответил и заблокировал меня в мессенджере.

* * *

      Я часто приходила выпить кофе в Sjocafeet на набережной, у моста Юргоден. Оттуда был красивый вид: мост, лодки, особняки вдоль набережной.

      В кафе меня уже знали и шутливо звали ryskan, русская. «Как дела, русская? Хорошо выглядишь, русская! Русская, почему ты вчера не приходила, мы скучали».

      Один из официантов, итальянец Мауро, подбадривая мои жалкие попытки говорить по-шведски, стал учить меня разным словам.

      – Смотри, русская, это вилка, это ложка, это салфетка. Вот так ты должна сказать, что хочешь кофе, а вот так ответить, если собираешься платить наличными.

      – Я знаю много других слов по-шведски, – стала я оправдываться. – Просто они не очень полезны в обычных разговорах.

      – Например?

      – Тюрьма, пытка, война, террор, репрессии, суд, правозащитники, – выпалила я по-шведски, чуть коверкая слова.

      У Мауро отвисла челюсть.

      – Ты не знаешь, как по-шведски «вилка», но знаешь, как будет «пытки» и «тюрьма»?!

      – Ээээ… Мммм… Ну, наверное, потому, что я слежу за новостями из России.

      По скайпу