Кишот. Салман Рушди

началах; мы не погрешим против истины, если скажем, что она размышляет, да и всегда так размышляла, примерно в том же ключе, что и мы ранее. Пожалуй, единственное, что стоит сказать о ее внешности, это то, что она совсем недавно решила перестать красить волосы, а потому всякий раз немного пугается, видя в зеркале седовласую незнакомку – свою мать, осмелимся мы добавить, заглянув назад сквозь время и пространство. Ну вот, мы представили вам нашу героиню и немного рассказали о ее жизни, а теперь пришло время оставить ее потягивать свой вечерний коктейль в ожидании приглашенных к ужину гостей, мы же, скрывшись в пространстве нашего текста, продолжим рассказывать ее историю.

      Сестра порой вспоминала Брата, но неизменно с презрением и обидой. Она хранила Брата в самом дальнем уголке памяти вместе со своими детскими годами: их бомбейским миром, их радиолой, их танцами. Вместе с постоянным ощущением собственной второстепенности по отношению к Брату, которому доставалось то, что ей даже не предлагали. Она когтями выцарапала себя из ловушки, выбирая то, чего не одобряли ее родители (об этом мы еще расскажем, когда придет время), и получила сразу несколько крупных стипендий, позволивших ей оплатить обучение в английском юридическом колледже и получить то образование, которого они не хотели для своей дочери. Теперь, когда у нее за спиной была долгая блестящая карьера, ее корни были здесь, в этой квартире, на этой улице, в этом городе и этой стране, какой бы она ни была. Тот старый мир исчез вместе с родителями и Братом. Детство превратилось в историю, которую она могла рассказать на званых обедах, историю о ханжестве и двойных стандартах в среде так называемой свободомыслящей индийской интеллигенции. Она решительно оставила его в прошлом и построила свою собственную жизнь. На самом деле ее старая жизнь никуда не исчезла, а продолжала жить внутри нее, как тромб в кровеносном сосуде. Однажды он может оторваться, попасть ей в сердце, и она умрет.

      После смерти родителей все заботы легли на ее плечи, поскольку она была их наиболее приземленным ребенком, которому следовало справляться со всем, с чем приходилось справляться – кропавший же второсортные шпионские романчики Брат, очевидно, был слишком большим Художником, чтобы привлекать его к таким заботам, – и после того, как она в одиночку со всем справилась – устроила родителям достойные похороны, решила вопросы с имуществом, нашла надежных покупателей для “Зайвар бразер” и “Антикварной кондитерской” и с размахом устроила поминки, на которых цвет бомбейского общества, кружась в танцах, рассказывал о Ма и Па смешные истории, то есть все было так, как понравилось бы родителям, – после этого она устроила то, что Брат, как по-настоящему недалекий человек, назвал “злодейским дележом”; тогда-то он и позвонил ей в последний раз и сказал то, что нельзя простить.

      – Можешь объяснить мне, что это вообще?

      – Ты о чем?

      – О сумме, которая сейчас поступила ко мне на счет.

      – Твоя