Дорога памяти. Софья Прокофьева

сообщили ему, что завтра утром всех консерваторцев перевозят на пароходе через Каспийское море в город Красноводск.

      Море было мерцающим и синим. Всю дорогу я просидела на палубе, глядя на игру невысоких волн. Я еще никогда не видела моря. Потом я все-таки уснула, прислонившись к какому-то ящику.

      Наконец, мы приплыли в Красноводск и по шатким мосткам сошли на берег вместе со всем нашим громоздким скарбом.

      Недалеко находилась железнодорожная станция. Вокзал был забит людьми, ожидающими поезда. Мы все устроились у стены, где меньше дул ветер. Ближе к ночи ветер усилился, неся из пустыни холодный колючий песок.

      Недалеко от нас на чемоданах сидели Александр Борисович Гольденвейзер с сестрой, накрывшись одним пледом.

      Я услышала глухие старческие рыдания. Это плакал Александр Борисович, обнимая сестру. Слышать это было невыносимо, но что я могла сделать?

      К нам подходили дети с маленькими мешками за спиной, оборванные, выросшие из одежек, многие босые, – дети растут быстро даже во время войны.

      – Тетенька, дай попить! – ко мне подошел малыш в одной рубашонке, даже без штанишек. Видимо, постирать их не было возможности.

      Пробегали измученные воспитательницы.

      – Не знаете, когда подадут вагоны? Дети голодные, хотят пить.

      Но мы ничего не знали, как и они. И, как они, были без воды и хлеба. А где-то рядом в сумерках сочно плескалось море.

      К счастью, ночью их увезли. Сил не было смотреть на их голые вздутые животы и босые ножки.

      А под утро подали еще один состав, и нас погрузили в вагоны. Нам выдали на дорогу по полбуханки хлеба на человека. Это было великое богатство.

      Но главной проблемой оставалась вода. В нашем вагоне было одно ведро на всех. Его бдительной владетельницей была няня Сергевна.

      Когда наш поезд останавливался на большой станции, папа и мой брат Сергей со всех ног бежали к вокзалу, чтобы успеть наполнить ведро драгоценной водой. Добывать воду было непросто. Никогда не было известно, сколько стоит поезд. Он мог тронуться в любую минуту, даже не загудев.

      Потом к нам подходили по очереди все, кто ехал с нами в вагоне, и Сергевна торжественно разливала воду по чашкам и кружкам.

      Однажды Толик, рассеянный, как всегда, спускаясь с верхней полки, опустил ногу в ботинке прямо в ведро, полное драгоценной воды.

      Я запомнила этот случай, потому что его нещадно бранила Сергевна.

      – Ах ты, черт косолапый! – кричала она. – Не видишь, куда ногу ставишь? Глаза забыл?

      Ну, что поделаешь, всем пришлось пить эту воду, ведь все томились от жажды.

      Иногда поезд мог стоять целые сутки между станциями в пустыне. За окном песочные барханы, как застывшие волны, уходили за горизонт. Ветер шевелил их, срывая с них тонкие струйки песка.

      Жара, духота, мы пропускали военные эшелоны с танками, солдатами, они ехали с востока на запад.

      Наконец поезд трогался, хоть какой-то сквознячок.

      Но вот долгожданный конец пути. Фрунзе.

      Площадь перед вокзалом