Дорога памяти. Софья Прокофьева

эту незначащую историю, потому что потом долгое время я не слышала такого беззаботного заразительного смеха.

      – Это же надо отослать в «Крокодил»! – воскликнул он. И подписался: «Т. Хренников». Конечно, без упоминания своих многочисленных заслуг и наград.

      Было начало лета 1941 года. Приближалась роковая дата 22 июня.

      Но с утра, еще ни о чем не подозревая, я с няней Сергевной отправилась на площадь Пушкина в маленький кинотеатр (еще не был построен кинотеатр «Россия», да и статуя Пушкина еще стояла на фоне неба на своем законном и привычном старом месте).

      Мы посмотрели фильм «Три мушкетера». Скажу по правде, с тех пор у меня нет сил смотреть этот фильм – сразу вспоминается слишком многое. И я не беру в руки эту великолепную книгу, столь любимую мною прежде.

      Но это можно понять. Мы вошли в кинотеатр, и это был один город, одна страна, а вышли из кинотеатра в другой город, в другую страну, в другую эпоху.

      Люди на площади торопились кто куда, некоторые бежали. Мне послышался в отдалении чей-то вскрик и приглушенные рыдания. Нет, почудилось.

      Только вернувшись домой, мы узнали, что по радио в двенадцать часов дня выступал Молотов. Война! Страшное, гибельное слово.

      – Господи, помилуй! – перекрестившись, сказала Сергевна. – С кем это война? Откуда?

      С удивительной быстротой окна во всех домах были заклеены крест-накрест бумажными полосками. По вечерам в небо, неспешно покачиваясь, поднимались толстобрюхие аэростаты.

      В сумерках папа и Сережа поднимались на крышу нашего дома. Готовились, если будут налеты, сбрасывать с крыши зажигательные бомбы.

      Тут же, усевшись кружком, сидели девушки – бойцы ПВО. Они весело переговаривались, пили чай, передавая друг другу большой голубой термос.

      Как-то днем мы с мамой отправились на площадь Восстания за какими-то нужными для отъезда документами. И остановились, не могли перейти улицу.

      Мимо нас прошел отряд добровольцев, уходивших на фронт.

      Я запомнила слезы на глазах мамы. Мы не отрываясь смотрели на этих мальчиков, с уже суровыми по-мужски лицами.

      Разного роста. Одни крепкие, с юношеским румянцем, другие бледные, худые, многие в очках. Мимо прошел еще совсем мальчик, со впалой грудью, тонкими руками. У всех за спиной скатка шинели и котелок. Какая судьба ждала их на фронте?

      В скором времени началась эвакуация. Из Москвы вывезли всех профессоров Московской консерватории с семьями. Пожалуй, наша семья была самой многочисленной: Самуил Евгеньевич, папа, мама, я, Сережа, тетя Белла с дочкой Ириной и, конечно, Сергевна.

      Так мы выехали из Москвы. Несколько вагонов занимали артисты театра Станиславского и МХАТа. Весь цвет артистического мира.

      На станциях я видела этих знакомых по фотографиям и афишам артистов. Большинство пожилые или совсем старые, но какие значительные, запоминающиеся лица!

      Эта часть нашего странствия прошла вполне благополучно. Мы ни разу не попали под бомбежку. Хотя немцы бомбили пароходы, плывшие по Волге до нас и после.

      До Минвод мы ехали в старых