Волчья звезда. Мария Галина

– еды им выдается больше, чем другим людям в возрасте.

      – Вот эта, – сказала Дрофа и вытолкнула меня на середину комнаты. Я попробовала было упираться, но она просто ухватила меня своими цепкими костлявыми пальцами за ухо и больно дернула.

      Хранитель оглядел меня.

      – Она хромает, – сказал он.

      – Ну, руки ведь у нее на месте, с Предметами возиться она может. Больше-то она ни на что не годится.

      Хранитель осуждающе покачал головой.

      – Я предпочел бы мальчика, – сказал он.

      – Подходящих мальчиков сейчас нет, – твердо ответила Дрофа.

      Он вздохнул, что-то пробормотал, потом громко произнес:

      – Ладно.

      – Я боюсь, – я опять уперлась, потому что и впрямь боялась пойти за этим страшным человеком.

      – А жрать хочешь? – мрачно спросила Дрофа. – Хватит с меня на калеку еду расходовать.

      На самом-то деле я вкалывала не меньше остальных. Но она смотрела в будущее – вряд ли нашелся бы такой дурак, который согласился бы выплатить Дому калым за хромоножку.

      – Ладно, – сказал Хранитель, – оставь девчонку. Ты ее вконец запугала.

      – Ее запугаешь, – пробормотала Дрофа. – Ишь, как смотрит. Того и гляди, укусит…

      – Пошли, девочка, – мягко сказал старик. – Не бойся. Никто тебя не обидит.

      – Я и не боюсь, – на всякий случай сказала я.

      – Тебя как зовут?

      – Выпь.

      – Это за что же тебя так?

      – Крикливая была очень, – сказала Дрофа, – порою так накричится, аж синеет. Ступай, ступай, убоище. И ты ступай, отец. У меня еще дел полно.

      Уже потом я узнала, что Хранители живут так долго еще и потому, что их все уважают и побаиваются. Да еще потому, что им не приходится надрываться на полевых работах, под ветром и дождем. Но Дрофа баба склочная, она никого не боялась.

      – Суровая у вас старшая, – заметил он, когда мы карабкались вверх по склону.

      – Такой ее мама родила, – ответила я. По крутизне мне было ходить трудновато, но я приноровилась. Тем более, сам он шел медленно.

      – Это где тебя так угораздило? – спросил он, впрочем, вполне доброжелательно.

      – Во время последнего набега, – ответила я. – Но сама-то я плохо помню.

      Крики – то испуганные, то яростные; мечущиеся сполохи огня; кто-то проносится мимо – с топотом, с визгом; огромные тела неведомых животных, от которых валит пар, – и багровый туман боли… очень долго – багровый туман боли.

      – Ты заползла под перевернутую корзину, – рассказывала потом Дрофа, – и сидела тихо-тихо. Тебя нашли только день спустя, когда ты начала поскуливать, точно раненый волчонок. Оттого и нога срослась неправильно.

      Полагаю, я и помню все плохо потому, что было так страшно и больно.

      Хранитель жил отдельно от всех – это был даже не Дом, так, одно недоразумение; кроме самого старика, да мальчишки-полудурка, который