Пограничная зона. Басти Родригез-Иньюригарро

мир ещё подвижен, тёмен, насыщенно безмолвен.

      – Ну ты пижон, – шепчет компаньон по вылазкам за черту. – Пара напетых фраз, и не на каком-нибудь ацтекском наречии, что было бы канонично, а прям на йоруба… Это кого ж ты так удачно… ассимилировал?

      – Давно и неправда, – губы обмётаны стрёмной отрадой, тайным жаром, подспудной горечью. – Но в морской бой ты, наверное, круто играешь.

      Они отключаются, так и не успев засмеяться.

***

      Выход из пост-пограничного беспамятства всякий раз несёт триумфальное изумление с привкусом разочарования. Или досаду с привкусом победы. Пропорции опциональны, суть неизменна.

      – Офигеть! – блажит голос сверху. – Два по цене одного!

      Тембр он не узнаёт, но думается о собаках, надрывающих глотки с целью оповестить хозяев о взятом следе. Неприятно. Ни для кого не лестно. Совершенно не важно.

      Боль спит в онемевших пальцах и взрывается, стоит разжать кулак. Вдохнув сквозь зубы, приятель тоже его отпускает. Они распадаются и на источник шума смотрят из положения полулежачего.

      Не худший сюрприз для едва вернувшегося. По спинке дивана стелется фатальная находка незадачливого шпиона, взъерошенный обладатель преступно детского личика и уникального псевдонима. Таращится восторженно, словно не он только что проорал то, что он проорал. По видимости, оперативно ныряет в эру, к коей отсылают его позывные – как он её себе представляет. Держит в руке литровый пакет вишнёвого сока – прочие припасы на локации уже нашёл и перевёл, не иначе. Щебечет, понизив децибелы:

      – А я всё думаю, почему диван вопит на два голоса?

      – Это уже что-то из Стругацких, – бормочет любимый враг, прикрывая глаза ладонью.

      – Из откуда? – переспрашивает находка для шпиона, свисая со спинки и прицельно сползая в расщелину.

      Он смотрит на обладателя уникального псевдонима с подозрением, обидной нежностью и завистью на грани умиления, но приятель категоричен:

      – Даже не пытайся. Сейчас. Вылезем.

      Про следующие часы он чётко помнит одно: давление безжалостно падает. Остальное проступает из хмари слайдами. Меняется болотная локация, но компаньон по вылазкам и полусветский хроникёр никуда не деваются. Пакет сока, как ни странно, тоже не исчезает из поля зрения, но внимание переключается на пойло с градусом повыше, которое пока не входит в его постоянный набор: он хлещет трофейное горючее как панацею против анемического холода и рухнувшего давления – до пристрастия и распознавания оттенков пара месяцев – и в некий момент грабит находку для шпиона, ударившись в примитивную миксологию.

      – С ромом было бы лучше, – замечает любимый враг с каменной рожей. – Но сейчас у меня во фляжке булькает то же самое.

      – О времена, о нравы.

      Кто-то говорит, что разбавлять X.O. из тетрапака – кощунство.

      – Что б вы понимали… – фыркает приятель и смотрит стакан на свет. – Вишня превращает брэнди в вино, так что это… – щёлкает пальцами: – Мне нужно слово!

      – Пресуществление, –