Незримая жизнь Адди Ларю. Виктория Шваб

называет «мальчишечьим». А вот отец любит так называть дочурку, но только наедине.

      Это имя звенит в ее костях точно колокол. Имя, что подходит ей куда больше, чем Аделин.

      Эстель она находит в саду, где та скрючилась, точно сломанная ветка среди разросшихся плетей кабачка, колючих зарослей ежевики.

      – Адди, – произносит старуха, даже не подняв взгляда.

      На дворе осень, земля усеяна семенами фруктов, что не успели вызреть как полагается. Адди пинает их носком башмака.

      – Как ты говоришь с ними? – спрашивает она. – Со старыми богами. Ты призываешь их по имени?

      Эстель выпрямляется, и ее суставы хрустят, словно сухие ветки. Если вопрос ее и удивляет, она этого не показывает.

      – У них нет имен.

      – Ты знаешь заклинание?

      Эстель ехидно смотрит на нее.

      – Заклинания для ведьм, а их часто сжигают на костре.

      – Как тогда ты молишься?

      – Приношу дары и хвалу, но даже тогда они непостоянны. Боги не обязаны отвечать.

      – И что же делать?

      – Продолжать.

      Адди задумчиво покусывает щеку изнутри.

      – Сколько всего богов, Эстель?

      – Столько, сколько у тебя вопросов, – отвечает старуха без насмешки.

      Надо лишь помолчать, затаить дыхание и дождаться, пока Эстель смягчится. Это как, постучавшись к соседям, смиренно стоять у двери, зная, что кто-то есть дома. Когда слышишь шаги, тихий скрежет замка и понимаешь – вот-вот откроют.

      Эстель вздыхает.

      – Старые боги повсюду. Плавают в реке, растут на поле, щебечут в лесу. Они в солнечном свете, что ласкает пшеницу, и под молодыми деревцами весной, в виноградных лозах, обвивающих стену церкви. Они просыпаются на границе дня и ночи – на рассвете и в сумерках.

      Адди прищуривается.

      – Ты меня научишь? Научишь, как к ним обращаться?

      Аделин Ларю не только умна, но и упряма. Старуха вздыхает и начинает пробираться через сад к дому, а девчушка следует за ней, боясь, что, если Эстель уйдет без ответа, разговор будет окончен. Но она поворачивается, обращая к Адди морщинистое лицо.

      – Есть правила.

      Адди ненавидит правила, но знает, что порой без них не обойтись.

      – Какие, например?

      – Ты должна проявить перед ними смирение. Предложить дар. Что-то ценное для тебя. И быть осторожна в своих просьбах.

      Адди ненадолго задумывается.

      – И все?!

      Лицо Эстель темнеет.

      – Старые боги, может, и всемогущи, но отнюдь не добры и не милосердны. Они капризны, переменчивы, словно свет луны на воде или тени в грозу. Если ты все же хочешь их призвать, берегись: проси осмотрительно и готовься заплатить. – Она нависает над Адди, накрывая ее своей тенью. – Запомни: какое бы несчастье тебе ни грозило, как бы ты ни отчаялась, никогда не молись богам, что отвечают после прихода темноты.

      Два дня спустя, когда возвращается отец и привозит пачку пергамента и обмотанную веревкой связку черных графитовых стержней, первое, что делает Аделин, – выбирает лучший и втыкает