Незримая жизнь Адди Ларю. Виктория Шваб

кумушек гнездятся рыночные ларьки. Число киосков с белыми козырьками на зиму сократилось, а теперь опять стало расти. На прилавках с корнеплодами, хлебом, мясом и прочими устойчивыми к холодам продуктами тут и там появляются цветные вкрапления – новые товары.

      Адди лавирует между покупателями, держа путь к маленькой белой палатке под названием «Проснись и пой», что притулилась у центральных ворот парка. Там торгуют кофе и выпечкой две сестры, которые напоминали Адди Эстель, если бы ту поделить на двоих женщин: одну оставить с тем же темпераментом, а другую сделать мягче, добрее, просто человеком, прожившим иную жизнь.

      Сестры круглый год торчат на своем месте – и в снег, и в жару, нечто постоянное в бесконечной суете города.

      – Здравствуй, милая, – улыбается Мел, обладательница широких плеч и буйных кудрей.

      Она очень приветливая: всякому кажется, что ему здесь рады. Адди нравится исходящее от Мел уютное тепло, хочется закутаться в него, как в любимый поношенный свитер.

      – Что закажешь? – интересуется Мэгги, та, которая старше и стройнее.

      На первый взгляд кажется, что она редко улыбается, но морщинки вокруг ее глаз опровергают эти подозрения.

      Адди заказывает большой кофе и пару маффинов, черничный и шоколадный, протянув скомканную десятку, которую нашла на столе у Тоби. Конечно, можно было бы стащить что-нибудь на рынке, но Адди нравятся уютная палатка и старушки-владелицы.

      – Есть десятицентовик? – спрашивает Мэгги.

      Адди выуживает из кармана мелочь, достает несколько четвертаков, затем пять центов и вдруг нащупывает кое-что еще. Деревянное кольцо снова на месте, теплое среди холодного металла. Коснувшись его пальцами, Адди сжимает зубы. Это словно назойливая мыслишка, от которой невозможно избавиться. Адди перебирает монетки, стараясь не трогать кольцо и сопротивляясь желанию зашвырнуть его в заросли травы. Она знает, что ничего этим не добьется. Кольцо всегда возвращается.

      Мрак шепчет ей на ухо, обвивая горло руками, словно шарфом:

      «Я всегда с тобой».

      Адди вытаскивает десять центов и прячет остальное в карман.

      Мэгги вручает ей сдачу: четыре доллара.

      – Откуда ты, солнышко? – спрашивает Мел, замечая в произношении Адди слабый акцент.

      Теперь он почти исчез: Адди лишь иногда проглатывает «с» и немного смягчает «т». За долгие годы ей так и не удалось до конца с ним распрощаться.

      – Много где побывала, – отвечает она, – но родом я из Франции.

      – Oh-la-la, – протяжно тянет Мел с четким бруклинским прононсом.

      – Держи, милая, – говорит Мэгги, передавая Адди пакет с выпечкой и высокий бумажный стакан.

      Она хватает его, с наслаждением грея замерзшие пальцы. Кофе крепкий и черный, Адди делает глоток, внутри разливается тепло, и вот она уже снова в Париже, в Стамбуле, в Неаполе.

      Глоток воспоминаний…

      Адди направляется к воротам парка.

      – Au revoir![4] – выкрикивает вслед Мел, старательно выговаривая каждую букву, и Адди

4

До свидания (франц.).