Незримая жизнь Адди Ларю. Виктория Шваб

а Аделин отчаянно пытается сбежать.

      – Пожалуйста, – прерывающимся голосом шепчет она, зарывая кольцо в поросшую мхом землю. – Я сделаю что угодно.

      Над головой бормочут деревья, а затем затихают, словно тоже ждут. Аделин молится богам Вийонского леса, всем и каждому, кто готов слушать. Ее жизнь не может быть такой. Есть нечто большее.

      – Ответьте же мне, – умоляет она. Свадебное платье пропитывается влагой.

      Аделин зажмуривает глаза и изо всех сил напрягается, пытаясь услышать, но единственный звук – ее собственный голос на ветру и имя, эхом отдающееся в ушах.

      – Аделин!

      – Аделин…

      – Аделин…

      Аделин пригибает голову к земле, сгребая в горсти темную почву, и кричит:

      – Ответь!

      Тишина смеется над ней.

      Аделин прожила здесь всю жизнь и ни разу не слышала, чтобы в лесу было так тихо.

      Ее пронизывает холод; Аделин не знает – исходит ли он от леса или из ее собственных костей, заставляя отказаться от последней битвы. Веки Аделин по-прежнему закрыты, поэтому она не видит, что солнце уже скрылось за деревней и сумерки уступили место темноте.

      Аделин молится и не замечает ничего.

      IX

      29 июля 1714

      Вийон-сюр-Сарт, Франция

      Раздается звук – низкий грохот, глубокий и отдаленный, словно гром.

      Смех.

      Аделин открывает глаза и наконец замечает, что последние лучи солнца исчезли. Она поднимает взгляд, но ничего не видит.

      – Кто здесь?..

      Смех переходит в голос, что раздается где-то позади Аделин.

      – Не опускайся на колени, – говорит он. – Встань, дай себя разглядеть.

      Она вскакивает и поворачивается, но вокруг лишь тьма – безлунная ночь после захода солнца. И Аделин понимает, что совершила ошибку: это и есть один из богов, о которых предупреждала Эстель.

      – Аделин, Аделин! – доносится со стороны деревни. Звуки слабые и далекие, словно шум ветра.

      Она прищуривается, вглядываясь в тени между деревьями, но не видит никаких очертаний фигуры, ни самого бога, только его голос, он так близко, что обдает дыханием ее щеку.

      – Аделин, Аделин, – передразнивает он. – Они зовут тебя.

      Она снова разворачивается, но видит лишь густую тень.

      – Покажись! – велит Аделин резким и хриплым, словно хруст ветки, голосом.

      Что-то задевает ее плечо, касается запястья, прижимается к ней как любовник.

      Аделин тяжело сглатывает.

      – Кто ты?

      Прикосновения тени исчезают.

      – Кто я? – с иронией переспрашивает бархатный голос. – Зависит от того, во что ты веришь.

      Голос раскалывается, двоится, гремит в ветках деревьев и змеится по мху, накладывается сам на себя, покуда не оказывается везде.

      – Скажи мне – мне – мне, – эхом разносится он, – я дьявол – дьявол – дьявол – или тьма – тьма – тьма? Я монстр – монстр – монстр – или бог – бог – бог – или…

      Лесные тени сгущаются, словно грозовые тучи. Но когда струйки дыма оседают, их края обретают четкие