Последний властитель Крыма (сборник). Игорь Воеводин

донеслось последний раз. Строитель, мыча окровавленным ртом, влил в себя водки.

      В кустах у танцплощадки, где пока еще было тихо, валялась девушка лет семнадцати в полуприспущенных джинсах. Нет, изнасилований в Алмазе не водилось – здесь все друг друга знали и за беспредел сразу ставили на нож. Просто она пошла в кустики за малой нуждой, присела, да так и прикорнула, завалившись – девятая доза была преждевременной.

      – Ты чем-то огорчен? – вполголоса спросила Надя, когда Серебряков с Валькой пошли к прилавку за пивом. – Что с тобой, мой хороший?

      – Ничего, Надя, – через силу улыбнулся летчик, – ничего…

      – Но я же вижу, чувствую, не таись меня, скажи!

      – Не волнуйся, это – служебное…

      Надя недоверчиво посмотрела на него и затихла. Город гулял. Надрывно, натужно веселясь, он в тяжелом угаре забывал о проблемах и все больше погружался в пьяный кураж.

      – Здрассьте… Потанцуем, Надь? – Перед столиком вырос, ухмыляясь, пацан по кличке Дюбель – кепчонка на бровь, к слюнявой губе прилипла беломорина. За его спиной щерились еще трое и подталкивали друг друга локтями.

      – Простите, сударь, но я не танцую, – сухо ответила девушка.

      – Да лана те, Надь, чё ты, а? – лыбился тот.

      – Вы разве не слыхали? – Летчик смотрел ему прямо в глаза. – Она не танцует.

      – Да? – ощерился Дюбель. – А недавно еще с нами троими так скакала…

      Летчик вскочил, но Серебряков, подошедший с пивом, сказал ему:

      – Отдохни, Алексей.

      Поставив пиво на стол, он медленно повернулся к Дюбелю. Повисла пауза.

      – Знаешь меня? – спокойно спросил солдат.

      – Ну, знаю. Ты – рекс, (рексы – рота комендантской службы, РКС – армейский сленг.)

      – Я тебя уже бил?

      Вокруг стало тихо. На сцене был антракт.

      – Слышь, ты чё вяжесси, а? – занервничал Дюбель. – В натуре, ты чё? Я, блин, гражданский, а ты – не мент…

      – Значит, уже бил, – так же спокойно продолжил ефрейтор. – Когда, не напомнишь?

      Дюбель замолк, а приятели его придвинулись ближе, и принюхивались, и замерли, выжидая.

      Щелк! – натренированный слух ефрейтора поймал щелчок пружины выкидухи.

      Правая рука еще болела, и драться не хотелось. Да и не стоило портить вечер.

      Ефрейтор лениво достал пистолет.

      – Ну? – спросил он, помолчав.

      – Ша, – ответил Дюбель. – Дама не танцует…

      Солдат поманил того, что прятал нож за спиной, – низкорослого, невидного и в драке самого опасного:

      – Сюда иди…

      – Чё? – Тот сделал полшага.

      – Дай. – Серебряков протянул руку. Дуло «макарова» смотрело низкому в живот.

      – Ты ж не выстрелишь, реке, – через силу сказал тот.

      – Я сказал – дай. – Солдат смотрел не мигая. Щуплый протянул нож.

      Щелкнув лезвием, Серебряков убрал его в карман.

      – Идите, ребята, веселитесь, – сказал он и сел. Четверо, помявшись, отошли.

      Летчик, улыбаясь, спросил:

      – Ты что, без плетки (плетка – пистолет – блатной сленг.)